Профессор с минуту прислушивался к словам друга, как тот умоляет Джульку идти с ним, подошел ближе, похлопал Маргулиса по плечу и сказал:
– Не понимаю, брат, как ты будешь работать с ней на манеже в своем цирке? Характер надо изучать!… Не с траншеей Джулька не хочет расставаться, на эту яму ей наплевать. Она беспокоится о своем ложе…
И длинный, неуклюжий парень в запыленных очках нагнулся к собаке, вытащил из-под нее плащ-палатку, свернул ее и выскочил из траншеи.
Джулька сразу оживилась, вскочила и пошла вслед за Профессором, весело прыгая на него, чтобы выхватить у него плащ-палатку.
Мы смотрели на нашего Профессора, на Джульку, которая покорно шагала за ним, и вместе с тем подшучивали над смущенным циркачом.
– Видал, Шика? Эх, ты! Стало быть, на манеж Джулька с тобой не пойдет!
Он в самом деле был смущен тем, что Джулька ему не покорилась, а пошла за Филькиным. Тот вернее разгадал причину отказа идти за циркачом, ребятами.
Мы быстро заняли новые позиции, стали приводить в порядок свою запасную траншею, начали как-то устраиваться, перевязывать свои раны, готовиться к новым атакам врага.
Только лишь теперь, когда мы кое-как приспособили к обороне нашу обитель и смогли оглядеться, увидели, что Джулька ранена в ногу и спину.
Чем помочь нашей любимице? Среди нас были люди всевозможных профессий, начиная от серьезных до нелепо смешных и необычных, но ветеринара не нашлось. Хоть «караул» кричи.
Санитар Дрозд взялся за дело, попытался было смазать ей раны йодом, но это собаке явно не понравилось, и она уставилась на санитара таким зверским взглядом, что тот в испуге отпрянул.
– Немало фашистов зарилось на мою жизнь, не хватало, чтобы еще Джулька изуродовала своими клыками, – сказал хлопец с горечью.
Мы укоризненно посмотрели на нашего расторопного боевого санитара, который ничего и никого не боялся, а тут испугался Джульки, все время относившейся к нему довольно спокойно.
Он снова взял пузырек с йодом и направился к собаке. На сей раз она только сощурила на него свои умные глаза, а санитар махнул рукой и окончательно отвернулся от несговорчивого «пациента».
Джулька не сводила с него злобного взгляда, который мог означать: «Послушай, паренек, ты давай подобру, по-хорошему отстань от меня, если не желаешь неприятностей и не хочешь испытать на себе мои зубы. Ступай себе, пока не поздно…»
Джулька, подгребая под себя плащ-палатку, вытянулась, зализывая раны.
Шика Маргулис достал из кармана почерневший от пыли н махорки индивидуальный пакет, сорвал бумажку и, распустив бинт, осторожно подошел и опустился на цыпочки возле Джульки. Ему, циркачу, с которым Джулька с первого дня подружилась и относилась с особым уважением и даже с какой-то тихой сдержанной любовью, позволила себя перевязать, не сопротивлялась, на него не смотрела таким грозным взглядом, как на санитара. Но не успел Шика отойти на свое место, Джулька тут же сорвала зубами неуклюжую повязку, стала опять языком зализывать раны. Вероятно, была уверена, что слюной скорее вылечит себя, нежели этими дурно пахнущими бинтами и йодом.