В книге «Хоккей: надежды, разочарования, мечты» Тихонов вспоминает: «Когда мы собирались ехать в Финляндию и Швецию (речь о контрольных последних поединках перед чемпионатом мира 1978 года. – О. С), мне задали вопрос: «Зачем вы включаете в команду Макарова? Ведь он все равно не поедет в Прагу?»
– Почему? – удивился я. – Да он четвертый по счету запасной – вслед за Анатолием Емельяненко, Владимиром Шадриным и Юрием Лебедевым. Но он может оказаться в лучшей форме, более готовым к чемпионату мира. Мы, тренеры, должны проверить его в деле на высоком, на серьезном уровне…
В общем-то я понимал вопрос – представлялось очевидным, что мы включим в команду Шадрина и Лебедева, игроков сложившихся, проверенных, надежных. Но ведь я объявил, что былые заслуги – не в счет. Что же теперь – делать исключение для кого-то? Нет, пусть все решит игра».
В другом месте книги Тихонов еще раз обращается к волнующей его теме – конфликт со специалистами, связанный с оценкой Макарова, все еще, как нетрудно догадаться, в памяти тренера. Впрочем, не о догадках идет речь: я хорошо знаю, сколько душевных сил и энергии пришлось потратить Виктору Васильевичу в борьбе за этого хоккеиста. Тихонов рассказывает:
«Сегодня Сергей хорошо известен. Однако талант его открылся не сразу.
Когда я впервые включил его в состав сборной СССР, отправляющейся на контрольные матчи в Скандинавию перед чемпионатом мира 1978 года, то… многие специалисты были в недоумении.
Один из них прямо спросил меня:
– Зачем ты везешь еще одного туриста? Мало их возили в последние годы?…»
А знал ли сам Сергей о страстях, бушевавших вокруг него? Когда время, самый терпеливый лекарь в мире, излечило душевные травмы Макарова, я спросил его, доходили ли до него эти разговоры.
– Конечно, хотя прямо в лицо никто ничего такого не говорил. Но даже если бы не жил я на сборах перед тем чемпионатом мира, затем в Швеции и Финляндии в одной комнате с Николаем – а брата Виктор Васильевич тогда тоже пригласил в сборную, и не возвращался порой в нашу комнату Коля насупленным, обиженным, хотя никаких поводов для огорчений у него вроде бы не было, все равно я догадался бы, что против меня существуют возражения. Я же понимал, что за рамками сборной, если возьмут меня, останутся Шадрин и Лебедев, громадные мастера с громадным авторитетом, что на их фоне я для большинства специалистов никто… И тогда, и до моего приглашения в сборную, и позже слышал я толки о субъективизме и произволе тренеров – и Тарасова, и Кулагина, и Тихонова: мало ли, мол, что. взбредет в голову тренеру, а класс игроков остается классом, не учитывать, не замечать который можно лишь в том единственном случае, когда этого очень хочешь…