Здесь было великолепно. Оставалось надеяться, что мне позволят ходить по дорогому полу и спать в том месте, которое я выберу сам, а не запрут в темной кладовой, дабы не позориться перед гостями.
С самого первого дня Боб дал мне понять, кто в доме Главный Самец. Он вел себя подчеркнуто вежливо, никогда не кричал и был справедлив, и это внушило мне не просто уважение, а настоящее благоговение перед хозяином. Он хотел, чтобы я усвоил несколько простых правил, и я прилагал все усилия, чтобы их не нарушить. Когда Боб говорил «нет» – это означало только «нет» и никогда ничего другого. Если он произносил «не попрошайничай», я старательно запихивал поглубже рвущиеся наружу просительные поскуливания и пританцовывания возле стола. Я отходил подальше, садился и принимался сверлить хозяев взглядом, от которого Джейн ерзала на стуле.
Боб считал, что люди должны есть человеческую еду, а собаки – собачью. Любые подачки он запрещал, косточки и печенье я мог получить только за хорошее поведение, а не за красивые глаза.
Были и другие правила, которым я старался неукоснительно следовать. Кроме одного. Его я нарушал постоянно и ничего не мог с собой поделать.
Мне запрещалось лаять, когда звонят в дверь, но держать пасть закрытой было выше моих сил. Я так отчаянно желал защищать моих дорогих хозяев от подозрительных незнакомцев, что каждый раз заходился в лае. Мое рвение хвалили, а суматошность и крикливость осуждали, потому что я гневно налетал как на продавцов и доставщиков, так и на общих знакомых моих хозяев. Единственным исключением, в отношении которого мне позволялось любое сколь угодно безобразное поведение, была «бывшая жена» Боба. Как я понял, хозяин был о ней не самого высокого мнения, потому что мне официально дали понять: я могу драть когтями ее колготки, жевать ремешки ее туфель и лаять сколь душе угодно. Даже мягкосердечная Джейн признала, что это будет только справедливо, учитывая, какую крупную сумму успела «высосать» жена Боба с какого-то «банковского счета».
До этого мне не приходилось жить вместе с мужчиной, поэтому поначалу я относился к Бобу настороженно. Но со временем мне стало ясно, насколько мы, мужчины, похожи. Мы оба любим возлежать на диване в гостиной. Мы ворчим, если нам что-то не нравится. Нам доставляет удовольствие, когда с нами возятся, словно со щенками, почесывают загривок, целуют в морду и всячески предугадывают желания. Мы беззастенчиво пукаем и наслаждаемся тем, какой громкий звук получается. Мы ужасно тупим, когда надо ответить на элементарные вопросы. А главное, мы оба искренне обожаем нашу Джейн, которая заботится о нас и разгребает за нами бардак.