— Все проходит.
— Я знаю. Это очень грустно.
— Дай мне сигарету, — попросила Гортензия. — Я предпочитаю увядание. Например, мох. Темно-зеленое на белом. Это создает атмосферу, какой здесь раньше не было. Ощущение потери.
— Философия старости?
В глазах тетушки появилось выражение удовольствия.
— Останови меня, если я опять вдруг размякну. Один из дежурных охранников прошел мимо них. С его плеча свисал автомат, эльзасский сторожевой пес натягивал стальную цепь, мягко ступая рядом.
— Ты слышала, что случилось прошлой ночью?
— Я все видела.
— Дела обстоят плохо. Филипп Гамлен из деревни. Он браконьерствовал в имении многие годы. Я попросила Земке не быть с ним очень жестоким, но он хочет на его примере научить остальных.
— Что они с ним сделают?
— Полагаю, отправят в какой-нибудь концлагерь. — Она передернула плечами. — Жизнь с каждым днем становится все неприятнее. Молю Бога, чтобы союзники наконец решились на высадку десанта, которую так давно обещали нам. Так что насчет сегодняшнего вечера? Ты точно знаешь, что будешь делать?
— Думаю, да.
— "Думаю" не годится, дорогая моя, ты должна знать наверняка. — Гортензия прикрыла ладонью глаза и посмотрела на фасад дома и на Розовую комнату. — Сколько от твоего балкона до террасы? Футов двадцать? Ты уверена, что сможешь одолеть их?
— Я этим занимаюсь с десятилетнего возраста, — успокоила ее Женевьева, — даже в темноте. Кирпичная кладка за колонной сложена в виде ступенек.
— Очень хорошо. Бал начнется около семи. Они не хотят начинать слишком поздно, потому что Роммель возвращается ночью в Париж на машине. Я спущусь вниз за несколько минут до восьми. Ты не должна слишком задерживаться.
— Мариза договорилась встретиться с Эрихом в летнем домике в восемь.
— Каковы бы ни были ее чары, не думаю, что она сумеет удержать его больше двадцати минут, — заметила Гортензия. — Шанталь будет ждать тебя в твоей комнате, чтобы оказать любую помощь, если потребуется.
— По нашему плану я должна попасть в библиотеку, сфотографировать документы — и потратить на все это не больше десяти минут, — сказала Женевьева. — Потом спуститься в зал — примерно в восемь двадцать, сейф будет закрыт, все документы целы, и никто ничего не узнает.
— Кроме нас, — заметила Гортензия с холодной улыбкой. — И это, радость моя, в высшей степени приятно.
Было около шести, уже опускались сумерки, когда "Лили Марлен", круто свернув, подошла к пустынному причалу у Гросне. Несмотря на легкую дымку, море было спокойным, и вымпел Кригсмарин безвольно свисал с флагштока. Лангсдорф стоял у руля, а Хейр осматривал берег в бинокль.