– Лицо, фигура?
– Маленький, светлые волосы.
– Он никак не выглядит, – вмешался Гастон. – Мы думали, что он пустышка, а он однажды вечером чуть не убил здоровенного громилу в нашем кафе.
– Хорошо. Он маленький, светловолосый, около сорока лет и может постоять за себя. Какие у вас основания считать, что он ирландец?
– Когда он собирал «Калашников», то проговорился, что видел, как такой пулемет разнес на куски лендровер, набитый английскими парашютистами.
– Это все?
Пьер нахмурился. Броснан достал из ведерка бутылку шампанского. Гастон произнес:
– Нет. Есть еще кое-что. Он всегда насвистывает один странный мотивчик, несколько мрачноватый. Мне удалось подобрать его на своем аккордеоне. Он сказал, что этот мотив ирландский.
Лицо Броснана застыло. Он стоял неподвижно с бутылкой в одной руке и бокалом в другой.
– И ему нравится это питье, мсье. – Пьер указал на бокал.
– Шампанское? – спросил Броснан.
– Да, он предпочитает шампанское всему прочему, а его любимой маркой является «Круг».
– Без выдержки?
– Да, мсье. Он говорил нам, что отдает предпочтение вину из смешанного винограда.
– Этот ублюдок всегда его любил. Анн-Мари положила руку на плечо Броснана:
– Ты знаешь его, Мартин?
– Почти наверняка. Сможешь изобразить тот мотив на рояле? – он обращался к Гастону.
– Попытаюсь.
Гастон поднял крышку, слегка попробовал пальцами клавиши. Потом сыграл одним пальцем начало мелодии.
– Достаточно. – Броснан повернулся к Арну и Савари. – Старая ирландская народная песенка «Жаворонок в ясном небе». Вас, господа, ожидают неприятности, потому что человек, которого вы ищете, не кто иной, как Син Диллон.
– Диллон? – переспросил Арну. – Конечно! Человек с тысячей лиц, как однажды кто-то назвал его.
– Небольшое преувеличение, – заметил Броснан. – Хотя в принципе верно.
Они отправили братьев Жобер домой, а Броснан и Анн-Мари сели на диван напротив Арну и Савари. Инспектор делал пометки, слушая рассказ американца.
– Его мать умерла при родах. Думаю, это было в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. Его отец был электриком. Он поехал работать в Лондон, так что Диллон ходил в школу там. У него был удивительный актерский талант, он был просто гениален. Мог меняться на ваших глазах: сожмет, например, плечи и сразу становится старше лет на пятнадцать. Удивительно!
– Так что, вы хорошо его знали? – спросил Арну.
– В Белфасте, в славные старые денечки еще до того, как он добился стипендии для учебы в Королевской академии драматического искусства. Он оставался там всего год, так как они ничему не могли научить его. Он сыграл одну или две роли в Национальном театре, ничего серьезного. Не забывайте, что он был тогда очень молод. В тысяча девятьсот семьдесят первом году его отец, который вернулся домой в Белфаст, был убит британским патрулем. Попал случайно в перестрелку и погиб.