– Вы сказали нам, что он пытался убить вас однажды, вас и вашего друга, – напомнил Савари.
– Это было в семьдесят четвертом. Мы работали на этого моего друга, человека по имени Девлин, Лиам Девлин. Он был, что называется, старомодным революционером. Считал, что можно бороться, как в былые времена: подпольщики против регулярных войск. Что-то типа Сопротивления во Франции во время войны. Ему не нравились бомбы, бесшумные пистолеты, вы понимаете?
– И что случилось? – заинтересовался инспектор.
– Диллон нарушил приказ, и бомба, предназначавшаяся полицейскому патрулю, убила полдюжины детей. Мы преследовали его, и он попытался избавиться от нас.
– Но ему это не удалось?..
– Мы не были просто любителями. – Голос Броснана вдруг изменился, стал более грубым, циничным. – Он продырявил мне плечо, а я всадил ему пулю в руку. Тогда-то он впервые и исчез, очевидно, где-то в Европе.
– И вы его больше не встречали?
– Я был в тюрьме, инспектор, четыре года, с тысяча девятьсот семьдесят пятого, на острове Бель. Но вы отвлекаетесь от сути. Он работал некоторое время с человеком по имени Фрэнк Барри, еще одним ренегатом ИРА, подвизавшимся на европейской сцене. Страшный человек этот Барри. Вы помните его?
– Да, профессор, конечно, – ответил Арну. – Помнится, он пытался совершить покушение на лорда Каррингтона, британского министра иностранных дел, во время его визита во Францию в тысяча девятьсот семьдесят девятом, в очень похожих обстоятельствах, очень похожих на этот недавний случай.
– Вероятно, Диллон пытался скопировать ту операцию. Он обожал Барри.
– Которого вы убили, насколько я помню?
– Извините меня, – сказала вдруг Анн-Мари. Она вскочила и направилась в дамскую комнату.
– Мы расстроили ее, – заметил Арну.
– Она беспокоится за меня, полковник, боится, что обстоятельства могут снова вложить пистолет в мою руку и я покачусь на самое дно.
– Да, я понимаю, друг мой. – Арну встал и застегнул пальто. – Мы отняли у вас много времени. Передайте мои извинения мадемуазель Оден.
Савари сказал, прощаясь:
– За ваши лекции в Сорбонне, профессор, студенты должны любить вас. Уверен, у вас всегда полная аудитория.
– Всегда, – ответил Броснан.
Он смотрел, как они уходят. Вернулась Анн-Мари.
– Прости, что так получилось, дорогая, – обратился он к ней.
– Это не твоя вина. – Она выглядела уставшей. – Я думаю, мне лучше пойти домой.
– Ты не вернешься в мою берлогу?
– Сегодня нет. Возможно, завтра.
Официант принес счет, на котором Броснан поставил свою подпись, помог им надеть пальто и проводил до дверей. На улице снег тихо сыпался на булыжную мостовую. Мари поежилась и повернулась к Броснану: