– Хорошо расселся? – раздался голос.
Берит с трудом выдернул себя из храма, оторвался от исследования запора сокровищницы и попытался вернуться в нормальное состояние. Оказалось, к нему подвалили громилы, один уже уселся рядышком на корточки, привалившись к стене дома, зафиксировал левую руку, это был говорливый коротышка. Второй, длинный пастух, просто наступил ему деревянным башмаком в невероятно вонючих обмотках на правую ладонь. Третий стоял перед ним, поигрывая каким-то тесаком, больше смахивающим на мясницкий нож для разделки туш. И поигрывал-то он им не слишком умело, так, просто перекладывал из ладони в ладонь… Дураки они были, как есть дураки. Если уж решили его порезать, то следовало сразу бить, ногой ли, коленом, или всем сразу навалиться, пока он был еще там, в храме Метли. А теперь… все изменилось, он уже был тут, в своем теле. Берит попробовал вернуть глазам способность видеть, к счастью, темнота в подземных коридорах храма этому немало сейчас способствовала.
– Выкладывай-ка, городской, чего там у тебя заимелось, – просипел третий, тролльей закваски, с тесаком. – И не вздумай сказать, что ничего нет, мы голодны…
Договорить он не успел и стоял далеко, чтобы сразу вмешаться в драку. Берит еще раздумывал, очень уж соблазнительно было освободить именно правую руку, чтобы потом… Но обмотки у пастуха были слишком вонючие, поэтому он сделал иначе. Резко наклонился влево, к коротышке, и куснул его за нос – за самую выдающуюся часть морды. Кровь брызнула на язык и на губы как соленая и неприятная на вкус гадость, но Берит был к этому готов и заранее сказал себе, что это будет ненамного хуже того, что иной раз готовит ему Гонория.
Коротышка с невнятным, но мучительным мычанием отдернулся и покатился по земле, зажимая лицо, пробуя не захлебнуться в собственной крови. А в зубах Берита остался кончик его носа, тоже вонючий, не уступающий обмоткам длинноногого пастуха. Берит выплюнул его и освободившейся левой быстро ударил раскрытой ладонью – чтобы ненароком не промахнуться в темноте – пастуха в колено сбоку. От этого удара в колене что-то затрещало. Попутно он выдернул ладонь, отдавленную деревянным башмаком, но все же не сломанную, и стал почти свободен. Почти… В том смысле, что он-то сидел у стенки, а третий, с тесаком, стоял над ним.
Но этот недотролль промедлил, не ожидал сопротивления, был настроен поглумиться, как многие из деревенских дурней любят, вместо того чтобы действовать, бить и не давать Бериту подняться… И его промедление оказалось довольно долгим… Гиена укатился вбок, за уже орущим во всю глотку толстяком, чтобы оставаться в темноте, в которой вся троица плохо ориентировалась, не разбиралась, что происходит.