– Я не за деньги… Покуда на земле есть еще невинные жертвы…
– Они всегда будут.
Сначала Илаза показалось, что наконец-то подал голос тот, что в ветвях; потом она неожиданно обнаружила, что слова принадлежат ей.
– Покуда есть на земле есть невинные жертвы, – губы ее поползли к ушам в жесткой ухмылке, – благонамеренные дураки вроде вас будут множить их число… Потому что вы сами сейчас станете, в свою очередь, невинной жертвой. Вслед за своим скакуном.
Илаза думала, что рыцарь переменится в лице – но он только коротко вздохнул, будто ему не хватало воздуха. И продолжал свой танец мягко, крадучись, скользя взглядом по древесным кронам над головой.
– Вы знаете, что такое «скрут»? – спросила Илаза глухо.
Рыцарь не отвечал.
– От этого зависит ваша судьба! – выкрикнула Илаза требовательно и властно. – Если знаете – говорите!
Рыцарь посмотрел на нее – мгновенно, чтобы тут же переметнуть взгляд на высокое дерево напротив.
– Скрут… – проговорил он хрипло, – скрут, это… чудовище, в которое превращается человек… жертва предательства.
Илазе показалось, что стягивающая ее паутина ослабевает. Чуть-чуть.
– Как? – переспросила она шепотом.
Рыцарь вздрогнул. Резко остановился; лицо его, поднятое к сокрытому ветвями небу, казалось плоским и твердым. Маска, деревянная маска.
– Скрут… человек? – выдохнула Илаза.
Рыцарь не отвечал. Она увидела, как вдоль шеи его прокатился острый кадык.
– Скрут – жертва предательства?.. – губы ее еле шевелились. – Тоже… невинная жертва?
Илаза поняла, что смеется. Очень трудно смеяться на весу, в объятиях паутины. Да и смех у нее получился нехороший – многообещающий какой-то, скверный, неестественный смех; кажется, рыцарь даже испугался этого смеха – куда больше, чем внезапной потери своего коня.
– Невинная жертва, – сказала Илаза сквозь смех. И сразу, без перехода, другим голосом: – Отпустите меня.
Земля плавно двинулась ей навстречу. Она потеряла рыцаря из виду – на время, которое потребовалось, чтобы высвободиться из обвисшей паутины и принудить к жизни затекшие ноги.
Потом она снова увидела его лицо. По-прежнему неподвижное, как маска; глаза сделались еще больше – хоть это, казалось, вряд ли возможно – и вперились в освобожденную Илазу почти с суеверным ужасом:
– Вы…
– Пусть он уйдет, – попросила она шепотом, и рыцарь, кажется, понял, что она разговаривает не сама с собой.
– Пусть он уйдет, – голос Илазы сделался умоляющим. – Пусть он уйдет, пусть он…
– Теперь он точно никуда не уйдет, Илаза.
Рыцарь дернулся. Рыцарь замер, похожий на краба с двумя стальными разновеликими клешнями; рыцарь напряженно смотрел вверх, пытаясь определить, откуда слышится голос.