В родной отдел Онищенко возвращался с большой аккуратностью. Все же стакан водки во лбу. «Ниву», чтоб не светить, запарковал за углом.
– Паша, тебя Артиллерист искал,– сообщил сосед по кабинету, Ваня Маков.
– В каком состоянии?
– В кипящем.
– Иду.– Онищенко энергично размолол зубами мятную конфетку и двинул «на ковер».
– По Финчику у тебя что? – сходу спросил майор.– Срок – послезавтра.
– Да все,– ответил опер.– Нашелся Финчик. С дружком в деревню ездили.
Майор кивнул.
– А по Суржину? Когда будет рапорт?
– По Суржину хуже,– вздохнул в сторону Онищенко.– Пусть убойщики подключаются.
– Так пиши! – недовольно проворчал начальник.– Депутат твой звонил. Интересовался. Съездил бы к нему, побеседовал.
– Да на хрен он нужен? – буркнул Онищенко.– Показать все равно ничего не может.
– Намекал, что может. Съезди, Пал Ефимыч, не ленись!
– Это что, приказ? – прищурился Онищенко.
– Рекомендация.– Начальник старательно отводил глаза.
Онищенко терпеть не мог политизированное начальство. И не собирался это скрывать.
– Надо съездить, Павел Ефимыч! – строго сказал Артиллерист.– Кренов и наш генерал – вот так! – Он сцепил пальцы.– Мне уже намекнули, чтоб никому ни звука. Если что в прессу просочится – смотри!
– Если и просочится, то не от меня, а от них самих! – отрезал опер.
– Я тебя предупредил,– строго сказал майор.– А к депутату съезди. Помочь, может, он и не поможет, а помешать – еще как может! Ты ж не вчера родился, Павел Ефимыч. Неужели не хочешь свои четыре звезды сменить на одну, но побольше?
Онищенко дипломатично промолчал.
– Ну иди,– сказал начальник.– Работай.
Делать нечего, поехал старший оперуполномоченный Онищенко к депутату Кренову.
И опять депутат не заставил его париться в приемной. Только появился – предупредительная секретарша немедленно сообщила народному избраннику. И народный избранник в полминуты выпроводил из кабинета очередного посетителя, холеного господина в золотых фирменных очечках и костюмчике под штуку баксов и вне всякой очереди, лично, пригласил в кабинет рядового мента в китайском свитере и гонконгских штанах.
– Кофе, чай, коньяк? – обходительно осведомился депутат.
– Коньяк,– не чинясь, ответил Онищенко.
Принесли коньяк в крохотной рюмочке. И кофе в такой же чашечке, с прозрачным, как бумага, ломтиком лимона.
Заботливый депутат поинтересовался милицейским житьем-бытьем, посетовал на недостаток финансирования, социальные трудности… Сочувствовал, одним словом. Причем так сочувствовал, что возникало впечатление: дай господину депутату волю – и все исправится. Верилось с трудом, но тем не менее обаяние политика растопило неприязнь мента, и когда дело дошло до конкретных вопросов, Онищенко рассказал значительно больше, чем собирался. Выйдя из бывшего института благородных девиц на свежий воздух, опер встряхнулся и прикинул, какую информацию он получил взамен. Получалось, никакой. Но от разговора все равно осталось приятное ощущение. Как после хорошего перетраха.