Он вышел, но вернулся не с деньгами, а в сопровождении Монплезира и Петренко, также слегка загримированных, что, впрочем, не сделало их лица более добродушными.
– Чтоб я вас больше не видел никогда! – четко произнес Монплезир, и три субьекта испарились.
Следующий день дежурил Юра, а потом снова Валерий. Их не тревожили. На четвертый день, в Юрино дежурство, пожаловали нацики. Тоже интересовались оборотом и намекали на возможность защиты. Поинтересовались национальностью учредителя. Юра предложил спросить у «хозяина», завтра. Поскольку дальше намеков дело не двинулось, заказчика не проинформировали.
На следующий день события развились в инцидент. Физиономия Васильева нацикам не понравилась. От его славянского облика не осталось и следа. Даже бледная голубизна глаз по настоянию Петренко была прикрыта темно-коричневыми линзами. После пятнадцатиминутного перелистывания каталогов и непрозрачных намеков на то, следует ли таким русским девушкам работать на такого нерусского типа, как хозяин «Феникса» (хозяин упорно делал вид, что не слышит), посетители перешли к более конкретным действиям, а именно – сгрудились у Васильевского стола и погнали гнилую телегу о семитско-чеченском заговоре. Васильев, слегка обескураженный «семитско-чеченским», поинтересовался, а что именно господа националисты желают? Господа националисты желали, чтобы семито-чечен убирался на историческую родину.
– Куда именно? – спросил Валерий.– В Тель-Авив или в Грозный?
– А куда хочешь! – ответили ему.
Васильев возразил, что он не хочет ни туда, ни туда, поскольку и там, и там стреляют.
В ответ на это нацики сказали, что намерены стрелять господина чечено-семита прямо тут, а один из них даже неделикатно взял Васильева за грудки… и больно получил по носу.
Пролитая чечено-семитом исконно русская кровь требовала мщения. И оно не замедлило бы, если бы не возникший на сцене Петренко с парой резиновых загогулин в руках. Ни сам Васильев, ни появившийся с секундным опозданием Монплезир уже не понадобились. Супротив хохла Петренки нацики оказались худосочны, были основательно помяты и выкинуты за дверь. Последнего, впрочем, успел сцапать Монплезир и, страшно вращая глазами, потребовал у бедолаги координаты старшего по званию. И получил их. Но для верности отобрал у борца с инородцами паспорт. Фамилия у борца оказалась самая что ни на есть «подозрительная» – Минкин.
– Жлоб ты, Петренко,– сказал Васильев.– Я, может, тоже поразмяться хотел!
– Где прошел хохол, там еврею делать нечего! – Петренко покровительственно похлопал Васильева по плечу.– Не боись, завтра они опять придут. Ущерб оплачивать. Вишь, стул поломали.