– Плов,– шепотом напомнил Валерий.
– Точно! – Девушка чмокнула и слегка оттолкнула.– Давай неси. Я голодная, как тигра! Только на минутку в ванную сбегаю. Где она у тебя?
Плов оказался изумительный. Под ледяную водочку пошел самым наилучшим образом.
«Всосался в масть»,– как сказал бы Монплезир.
– Сыта? – спросил Валерий, когда тарелки опустели.
– Потом еще поем… После.– Она бросила на Васильева кокетливый взгляд.– Нет, ты сиди. Сейчас я тебе стриптиз показывать буду! При свечах. Есть у тебя свечи?
– В серванте. Спички тоже там.
Наевшись, Валерий слегка отяжелел и теперь с некоторой ленью наблюдал, как эта, в сущности, чужая девушка бродит по его комнате, зажигает свечи, гасит лампу, включает магнитофон. Девушка ему нравилась. Нравились ее фигурка, пластика, личико. Он подумал, что, если смыть весь этот грим, под ним обнаружится девчоночья скуластая мордочка с пухлыми губками и наивными серыми глазищами.
Таня встряхнула волосами, улыбнулась широко и обольстительно, взялась за молнию юбки. Двигалась она плавно и действительно возбуждающе.
Юбка упала на ковер. Девушка поставила ногу на подлокотник Валериного кресла, провела ладошками по бедру. Валерий почувствовал легкий запах духов. Нога была хороша. А без толстых зимних колготок наверняка еще лучше.
Чуть улыбаясь, Валерий наблюдал, как колготки, подгоняемые ловкими пальчиками, сбегают от паха к ступнями…
Музыка уносила Валерия. Туманила взгляд. Валерий встряхнул головой, отгоняя дремоту. Что за дьявольщина! Этак он и уснуть может. Это все плов. Разве можно столько есть…
Таня медленно раскачивалась под хриплый французский шансон. Пальчики с острыми ноготками ласкали острые грудки…
Васильев очнулся, когда за окном дико завыла чья-то сигнализация. Он встряхнул головой. Веки слипались. Глаза застилала пелена.
Татьяна, почти голая, в одних трусиках, клубочком свернулась на полу. Она спала.
– Нет…– прохрипел Васильев, уже понимая: происходит что-то ужасное. Он сделал попытку встать, но тело отказывалось повиноваться. Невероятным усилием он еще несколько секунд держался, но секунды прошли, и он провалился в тяжелый сон.
Пробуждение было омерзительным. Голова трещала. На часах – девять тринадцать. Тани в комнате не было. Зато имелась записка, корявыми буквами:
«Никуда не ходи. Тебе позвонят».
И чуть пониже – приписка:
«Если хочешь еще увидеть свою девушку».
Васильев заскрипел зубами: ярость только усилила головную боль. Он полез в шкаф, достал две таблетки «алказельцера». Растворил в воде для цветов и выпил.
Пока пил, сообразил: «Плов!»