– Очнись,– толкнул отрока Бубенец.– Они ушли.
Фаргал посмотрел на своих друзей и понял, что сказал ему воин.
«Ты – наш».
И это было так. Хархаздагал ближе ему, чем названые братья-цирковые. Фаргал отвернулся. Он не хотел, чтобы Бубенец увидел, как слезы навернулись ему на глаза.
– Носит меч за спиной и коса на затылке? – спросил Тарто.– Это горец из Самери. О них рассказывают всякие небылицы. Говорят, их младенцам дают меч раньше, чем материнскую грудь, и они сами перерезают пуповину. И каждый день они должны кого-нибудь убивать, иначе горный бог разгневается. В Самери их боятся больше смерти. Потому и врут, что на язык придет. Но бойцы они знатные, это верно.
Вечером Мимош с Бубенцом, перемигнувшись, подошли к Фаргалу:
– Не хочешь пойти с нами, парень?
Фаргал, сосредоточенно вгонявший метательные ножи в нарисованный на стене сарая круг, остановился и повернулся к названым братьям.
– Куда? – спросил он.
– А куда, по-твоему, ходят по вечерам свободные мужчины? – важно осведомился Бубенец.
– К шлюхам, что ли? – без особого интереса спросил Фаргал.
– Ты уверен, Мимошка, что он уже отрастил то, что надо? – хихикнул Бубенец.– Может, мы поторопились?
Мимош с любопытством поглядел на Фаргала.
– Тебя что, не интересуют женщины? – спросил он.
Бубенец снова хихикнул.
– Нет,– сказал Фаргал и показал Бубенцу кулак.
– Дело твое.– Мимош пожал плечами.– Пошли, Бубенчик.
Оба двинулись к воротам, а Фаргал – к сараю, вытаскивать ножи.
Мимошу он соврал. Женщины его интересовали. Вернее, одна женщина. Но до этой одной буэгрийским шлюшкам ой как далеко!
– К югу от Фетиса – желтая степь,– сказала Нифру.
Они вдвоем сидели в заросшей виноградом беседке. Вокруг негромко бормотал сад. Масляная лампа висела над головами, и белые ночные мотыльки роились вокруг и стучали крылышками в стекло.
– Желтая степь принадлежит кансу€, наездникам на верблюдах. Вот здесь проходит граница.– Женщина легкими движениями кисти обозначила, где именно начинается степь.– На моей родине кансу называют Бичом бедствий. Когда степняки прорываются на наши земли, кровь и огонь сопутствуют им.
Нифру замолчала. Фаргал ждал. Колени их соприкасались под бумажной картой, и от этого у Фаргала внутри поднималась жаркая волна. Он боялся, что Нифру угадает его мысли, но фетсианка думала о своем.
Она вспоминала нарисованную ее учителем картину.
На ней, далеко выбрасывая голенастые ноги, бежали огромные верблюды, густо летели стрелы и сильно растягивали луки закутанные в ткань всадники-кансу. Безликие и оттого еще более страшные. А на песке, возле канала, лежала совсем молоденькая девчушка. И древко стрелы с тремя желтыми перьями сидело у нее под левой грудью. Крови не было, и казалось, что отшлифованное дерево вырастает прямо из тела. Девушка умерла. А ее убийцы продолжали скакать, такие маленькие на своих огромных верблюдах, и метали стрелы, простые и огненные. И рыжее пламя прыгало по домикам с соломенной крышей, по аккуратно подстриженным деревьям, лодкам из тростника…