Ведьма (Егоров) - страница 4

Я растерялся. В самом деле, что мне от него нужно. Не могу же я сказать ему, что неоднократно видел свою умершую жену, что она является ко мне в виде призрака и о чем-то просит.

– Я просто подумал, – я замолчал… – Может быть, вы мне что-то скажете. Аннна покончила с собой, и я…

– И вы, конечно, решили, что это связано с деятельностью Ордена, – он неодобрительно на меня посмотрел, – вот, что я вам скажу, ваша жена вела собственные магические изыскания. В том, что случилось, нет никакой вины Ордена. – Он возвысил голос. – Вы слышите – никакой! А теперь позвольте мне откланяться. Полагаю, наша беседа абсолютно бессодержательна и для меня, признаться, неинтересна.

– Постойте, – я схватил его за рукав пальто, он с раздражением освободился. – Мне нужно кое-что сказать вам, – быстро заговорил я. – Дело в том, что я вижу ее. Она приходит ко мне каждую неделю. Иногда два раза в неделю…

Его глаза сверкнули раздражением:

– Вам надо лечиться, вот все, что я могу вам сказать, а теперь оставьте меня. – Он довольно бесцеремонно толкнул меня плечом и быстро ушел, не оглядываясь.

У меня осталось ощущение, что он что-то не договаривает. Но было бы ошибкой продолжать приставать к нему с расспросами. Вряд ли я чего-то добьюсь подобной навязчивостью.


«Почему она покончила с собой? – думал я. – Что стало причиной? Если Орден здесь ни при чем, и она вела собственные изыскания, должны были остаться какие-то записи». Как я не догадался раньше проглядеть все ее бумаги? И хотя я задавался этим вопросом, на самом деле, ответ был для меня очевиден. Я боялся прикасаться к ее бумагам потому, что в глубине души мне казалось – они могут содержать что-то, что не только прольет свет на тайну смерти Анны, прольет свет на тайну ее жизни, ее увлечений. Смогу ли я любить ее также, если узнаю о ней что-то, что может разрушить ее светлый образ. Мне не хотелось чем-то ее запятнать. Для меня она оставалось святыней. Женщиной, которую я любил.

Я прошел в ее комнату. В последний год жизни Анны она сильно опустела. Остался только письменный стол с ноутбуком, матрас на полу – иногда она на нем спала к моему ужасу и несколько стопок книг, упирающихся в потолок. Я ничего здесь не трогал, все осталось так же, как прежде. Я полистал тетради. Из одной выпал номер телефона. В другой я обнаружил фотографию мужчины, с которым имел накануне неприятную беседу. На фотографии он был на несколько лет моложе с черными прядями в седых волосах. На оборотной стороне имелась надпись: «Анюте… Боровский». Вот и первое неприятное открытие. Я отложил фотографию, борясь с желанием немедленно ее сжечь. Бумажка с номером меня заинтересовала больше. Я покрутил ее в пальцах, стараясь припомнить, кому из наших знакомых может принадлежать этот телефон. Так и не вспомнил. Принюхался – от бумажки распространялся странный запах. Благовония? В тетрадях не было больше ничего интересного. Пара рецептов – травы, семена, коренья. Любая деревенская ведунья ведет такие записи. Ноутбук тоже не содержал ничего интересного. Почту она, видимо, стерла перед смертью. Не хотела, чтобы кто-то знал о ее жизни слишком много. Даже я. Я ощутил отвращение к себе. Она не хотела, чтобы я знал, а я копаюсь в ее бумагах, как какой-нибудь сыщик.