«Малышню можно понять, – подумала Таня, вспоминая свои первые ощущения в Тибидохсе. – Притащили их в школу. Страшно тут, заклинаний они не знают… К магии способности есть, но реально ничего не могут. А призраки по ночам летают, Инвалидная Коляска скрипит, хмыри с нежитью шастают. А им ни дрыгнуть никого, ни Мотис-ботис-обормотисом хмырей шугануть. Раньше-то они с перепугу все вокруг Зуби кучковались, темные коридоры перебежками проскакивали, а теперь – раз! – и взрослых нет, и по родителям скучают. Я-то еще ладно, не по Дурневым же мне было тосковать…»
Таня хотела было направиться к малышне, но к ним уже решительно подошла Катя Лоткова. Вся мелочь с надеждой сбилась вокруг нее, воспринимая ее не то чтобы как взрослую, но почти как взрослую. Все-таки между шестнадцатью годами и десятью разница не в шесть лет, а в целых шестьдесят.
– Эй ты, коллективная мамочка, к тебе в садик можно записаться? – крикнул Демьян Горьянов.
Лоткова, окруженная детьми, не услышала. Зато к Горьянову подошел Баб-Ягун и, положив руку ему на плечо, вежливо попросил повторить реплику. Горьянов реплику повторять не стал, зато так скривился, что свежие, только что приготовленные скатертью блины мигом покрылись зеленой склизкой плесенью.
– Как я понимаю, вяканий из суфлерской будки больше не будет, а дело ограничится простой порчей продуктов, – сказал Ягун.
* * *
Вскоре после завтрака, оставив малышню с Лотковой и отослав тех, кого было возможно, на драконбольное поле вместе с Недолеченной Дамой и поручиком Ржевским, пятикурсники собрались в кабинете Сарданапала на совет.
Баб-Ягун опустился в кресло Сарданапала и, закинув ноги на стол, важно раскурил найденную в верхнем ящике сигару. Ванька кормил мелко нарезанным мясом уцелевшие черномагические книги академика, шипевшие на него из клеток.
Склепова полулежала на кожаном диване, томно раскинувшись, как царица Клеопатра. Она одна занимала столько же места, сколько приютившиеся на том же диване Кузя Тузиков, Бульонов и Семь-Пень-Дыр. Малютка Клоппик метал в дверь булатные кинжалы из коллекции Сарданапала. Заговоренные кинжалы вонзались так глубоко, что бедному Клоппику приходилось долго пыхтеть, чтобы их выдернуть.
Глеб, стоя у стены, разглядывал старинный щит и висевшие рядом с ним пустые ножны. Разглядывал, но, зная крутой нрав магических предметов, не спешил дотрагиваться. Всякий артефакт имеет память и нрав, как дикий зверь. В мире магов прикосновение часто означает приручение. Если же предмет уже кем-то приручен, запросто можно поплатиться рукой, а то и жизнью.