В чистом небе замаячила, увеличиваясь, черная точка флаера. Машина шла неровно, рывками и нырками, будто за управлением находился малый ребенок или…
Или что?
Рудольф поднялся и выплюнул окурок.
Пьяный пилот?
Вряд ли, здесь не Город…
Тем временем флаер приближался и стало понятно, что он сейчас постарается сесть именно туда, куда и должны садится флаеры – на посадочную площадку. То есть непосредственно на импровизированный плац. «Курсанты» тоже заметили машину и в тревожном безмолвии наблюдали теперь за ее полетом.
Вот теперь я вижу, что они другие, подумал пулеметчик. Мы бы уже десять предположений высказали. А эти молчат.
Флаер приблизился еще, завис в пяти метрах над площадкой, судорожно дернулся, качнулся и, накренясь, камнем рухнул на землю.
Рудольф почувствовал, как сжались в тугой комок мышцы живота, и нестерпимо засвербело в носу. Последний раз подобные симптомы в своем организме он наблюдал зимой сорок второго года. Как раз перед тем, как их полк перебросили в Сталинград….
Когда он быстрым шагом подошел к машине, пилота уже вытащили из нее и уложили на траву. Он был жив. Почти. Разбитое в кровь лицо, изодранный на груди комбинезон, сквозь который проглядывала перебинтованная грудь с алым пятном проступившей сквозь бинты крови. Правая нога сломана. Сознания, однако, человек не потерял – карие глаза лихорадочно блестели, и в них плескались боль и… страх. Сколько раз пулеметчик второго отделения разведвзвода первого батальона 121-го пехотного полка 48 стрелковой дивизии вермахта Рудольф Майер видел такие глаза – и не сосчитать! Были они голубыми, серыми, карими, синими, зелеными, черными и даже разноцветными. Но всегда – всегда! – одинаковыми. Потому что сквозь глаза эти проглядывала душа человека, только что вышедшего из кровавого и страшного боя.
– Врача, – негромко сказал Майер, присаживаясь рядом с раненым пилотом. – Срочно позовите врача.
Кто-то за его спиной развернулся и с топотом умчался в сторону жилья.
– Спокойно, парень, – обратился Рудольф к раненому. – Все уже позади, и сейчас тебе помогут. Как тебя зовут?
– Ю-юрий. Юрий Павлов.
– Что случилось, Юра? Рассказать можешь?
Кареглазый пилот кивнул.
– Пить, – громко прошептал он. – Пить хочу.
И облизал почерневшие от запекшейся крови губы.
– Сейчас, подожди…
Рудольф расстегнул молнию комбинезона и убедился, что раны в живот у парня отсутствуют. Снял с ремня флягу с водой:
– Держи
Пилот принял флягу левой, дрожащей крупной дрожью рукой, и напился.
– Спасибо, – сказал он заметно окрепшим голосом. – Вы ведь «полигонщики»?