– Да что ж ты молчишь! Дьявол тебя раздери! – услышал я вновь голос коменданта.
Готфрид молчал, Он упрямо уставился в пол, несгибаемый, как коринфская колонна. В дверь тихо постучали.
– Кто там еще?
Судя по золотым шпорам и цепи, вошедший был рыцарем.
– Д'Арнульф! Что нового?
– Ничего хорошего. Только что прибыл гонец с пирса. Они захватили корабль и ушли. Наш часовой тяжело ранен.
– Проклятие! Они убегают! – зарычал комендант, хватаясь за меч.
– Нет, Фридрих, В том-то и вся загвоздка. Они ушли вверх по реке.
– Вверх? Какого черта?
Арнульф пожал плечами.
– Так! Какое следующее место на реке, где может прилетать корабль?
– Ну, если не считать Фогинга, то только Лютц.
– Отлично. Арнульф, возьми трех лучших наездников, дай им лучших коней! Пусть во весь опор скачут в Лютц и поднимают тамошний гарнизон. Это приказ герцога. Их нельзя упустить. Красотку взять живьем. С остальными... на твое усмотрение. Все ясно? Действуй! И да поможет нам Бог! – Норгаузен широко перекрестился. – А этого, – он кивнул в сторону Готфрида, – повесить. В назидание остальным.
Я пришел сюда не сражаться, а побеждать.
Граф Уорвик – делатель королей
– Садись, монах! – Кулак барона с грохотом опустился на столешницу, как будто указывая ту точку, на которой я должен был примоститься. – Доставай свои чертовы перья! Да побыстрее!
– Ваша честь, вы обрекаете на смерть человека... – робко обратился я к барону. – Быть может, он, как добрый христианин, нуждается в исповеди?
– Три тысячи чертей! Похоже, это ты нуждаешься в хорошей порке, монах. И не заставляй меня лишний раз задумываться над этим.
– Велик Господь на небесах, блаженны мученики, невинно убиенные, ибо кровью Господней будут жить вовеки. – Невзирая на сдавленный рык Норгаузена, я подошел к несчастному, осеняя его крестным знамением. – Да пребудет с тобой милость Всевышнего, воин, отпускаю тебе грехи твои, во имя Отца, Сына, Святого духа. Иди с миром!
– Благодарю вас, ваша свет... ваша святость, – едва слышно прошептал Готфрид, и мне показалось, что на его разбитых губах промелькнуло некое подобие ухмылки.
– Да усядешься ты наконец, святой отче, черт бы тебя побрал! – взревел рыцарь. Лицо его сделалось цвета переспелой брюквы, а побелевшие в мгновение ока шрамы завершили свирепый образ. – Чертов монах, ты что, оглох, или же тебя вздернуть рядом с этим болваном? Дьявольщина! – Норгаузен размашисто подошел к столу и поднял стоящий на нем чеканный кубок. – Где вино?! Стража! Вина мне! Копыта Вельзевула! Какого черта! Где мое вино?
Показавшийся в дверях стражник вовремя отпрянул назад. Пущенный мощной рукой, кубок вылетел из комнаты, ударился о стенку и, жалобно звеня, покатился вниз по ступеням.