* * *
– Отлично! – стремительно врываясь в штабной шатер, изрек Фридрих, возвращаясь с переговоров. – Монголы идут через Малую Азию. Мы поставляем им продовольствие и снабжаем проводниками. Прекрасное условие, оно позволяет нам и дальше навязывать им свою волю. Где мой командующий флотом? Где этот чертов венецианец?!
– Я здесь, ваше величество.
– Маурицио, как можно скорее отправь корабли в Италию и Константинополь. Необходимо срочно дать знать его святейшеству папе и патриарху Константинопольскому о грозящей им опасности и объяснить, что только я могу спасти их.
– Но, ваше величество, море еще штормит, корабли могут пойти на дно.
– Море имеет полное право штормить. Оставим Господу хотя бы возможность распоряжаться погодой. А корабли… Если мало одного, пошли десять. Десять в Рим и десять в Константинополь. Если даже одному из них удастся дойти до цели, имя Маурицио Отелло навеки останется в людской памяти, как имя спасителя Европы.
– «Это уж точно!» – услышал я на канале связи насмешливый голос Лиса. – «Именно как спасителя. И именно Европы».
– Поспеши! Мы переломим хребет этим тварям Божьим, и клянусь своей короной, это будет самое богоугодное дело, которое я только могу измыслить.
Бог не имеет религии.
Махатма Ганди
Над Яффой вовсю гремели колокола, приветствуя входящую в гавань папскую галеру. Гремели, невзирая на отлучение, наложенное его святейшеством на крестовый поход и всех его участников.
Вчера в императорском шатре я был свидетелем занятной сиены, предшествующей этому набату.
– Они отказываются звонить, ваше величество, – разводя руками, докладывал референтарий. – Говорят, пока не снято отлучение…
– Пусть говорят все, что им взбредет в голову. Меня это не интересует. Они должны делать то, что я им велю.
– Но его святейшество…
– К черту его святейшество! Наловите мне пару дюжин доминиканцев, привяжите их руки к колокольным языкам да посыпьте площадки в звонницах раскаленным угольем.
– Но, государь, не будет ли это слишком?
– Будет, если и в таком случае они откажутся звонить. Но вряд ли это произойдет.
Колокола гремели над Яффой. Император стоял на крепостной стене во главе роскошной свиты, внимательно следя за маневрами вызолоченного корабля под папским штандартом. И радостная улыбка смиренного сына Церкви, запечатленная на его губах, многократно отраженная, освещала лица приближенных.
– Ну вот ты и попался, – тихо произнес государь, глядя, как поднимаются вверх тяжелые галерные весла, как летят на берег швартовы и ровной шеренгой выстраивается вдоль борта отряд папской стражи. Он резко повернулся к стоявшему позади референтарию: – Есть ли сообщения от орденских магистров?