Ночь перед выходом из Темзы в море капитан “Вепря” счел благоразумным провести на якоре в устье реки. Но перед тем как утренний бриз наполнил его паруса, на борт корабля поднялся едва-едва догнавший корабль гонец лорда-протектора с запечатанным алым воском пакетом, на котором четко виднелись волнистые перевязи герба Рейли. Гонец слабо изъяснялся на английском, зато прекрасно владел испанским и неплохо фламандским наречием. Правда, глаза у него были редкого для испанцев зеленого цвета, и переносица недвусмысленно свидетельствовала о силе перенесенных долговязым идальго жизненных бурь. Но почему бы нет?!
Скользнув внимательным взглядом по ровным строчкам приказа его милости лорда-протектора, вышедшим из-под виртуозного пера Аргура Грегори, вернее, с нынешнего дня – сэра Артура Грегори, старый корсар удивленно пожал плечами и приказал спустить трап. Догнавший его приказ со всей категоричностью, свойственной Рейли, опровергал данный им же ранее. Но не дело подчиненного обсуждать приказы начальника.
Спустя несколько минут рыбачий гакбот подвалил к борту каравеллы, и на палубу “Вепря” начали подниматься указанные в доставленном послании “секретные пассажиры”.
– Дьявольщина! – Старый хозяин посудины нахмурился, глядя на Олуэн, при помощи Мано осторожно ступающую на выскобленные доски палубного пастила. – Женщина на моем корабле?! Да такого сроду не бывало!!! Что там вообразил себе этот выскочка?! – Кулаки просоленного морского волка сжались и поднялись на уровень груди, точно он собирался ринуться в драку. – А это что такое?! Еще одна?!! Да клянусь Христовым исподним – не бывать этому!
Тут ветер, проснувшийся на заре и примчавшийся, чтобы надуть паруса каравеллы, шаловливо сорвал капюшон с головы спутницы Олуэн, поднимающейся на борт… Огненно-рыжие кудри разметались на резком ветру, точно пламя над палубой.
– Да это же… – Капитан ткнул пальцем в ее величество, точно в шута посреди ярмарочного балагана.
– Брателла! – переходя, должно быть, на итальянский, очень проникновенно заговорил шевалье д'Орбиньяк, чуть приоткрывая плащ стволом припрятанного под ним пистоля. – А шо касательно теток на борту – так у меня ж на это дело есть именная бумажка. Сугубо приватно, шоб нихто не видел. Идем-ка, брателла, в каюту, а то ж, неровен час, просквозишься насквозь.
Корсар, привыкший трезво взвешивать “за” и “против”, беглым взглядом окинул корабль. Бодрствующая вахта, в случае заварухи, быть может, и успела бы поднять тревогу до собственной гибели, но отчаянного судовладельца это бы уже вряд ли спасло. Столь дотошная преданность хозяину не входила ни в число достоинств, ни в число недостатков ловца ускользающей добычи.