Герои. Другая реальность (Алешкин, Дивов) - страница 253

– Да, разумеется.

– Человек, знающий повадки кракенов, может этим воспользоваться, чтобы сыграть со страховой компанией в нечестную игру.

– Но любой моряк вам расскажет!..

– Любой моряк не пишет книг. И рассказываются эти истории, скорее всего, в грязных тавернах, на пьяную голову и таким же пьяным слушателям. Так что все упоминания о кракене извольте убрать.

– Что же тогда останется? – спросил я.

– Это уж ваша забота, мистер Крузо. Я бы на вашем месте добавил в роман нравоучений. Дело в том, что он маловат, а мне нужна книга в триста шестьдесят страниц, не больше и не меньше. И еще один совет. Четырнадцать лет на необитаемом острове – это немало, но для рекламы нужно что-то посильнее. Я представляю себе первую страницу так:

Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка, прожившего двадцать восемь лет в полном одиночестве на необитаемом острове у берегов Америки близ устьев реки Ориноко, куда он был выброшен кораблекрушением, во время которого весь экипаж корабля кроме него погиб; с изложением его неожиданного освобождения пиратами, написанные им самим.

– Пиратами? – в ужасе повторил я.

– Да, клерки любят пиратов.

Я еле вышел из кабинета мистера Тейлора. Опять писать!.. Опять сочинять!.. Однако сумма, о которой шла речь, позволяла мне нанять помощника. Я направился к Джереми.

– Мой друг, – сказал я ему. – Ты живешь небогато. Напиши, сделай милость, остальные четырнадцать лет приключений, воюй с пиратами, седлай морского змея, плыви на нем в Сибирь, стреляй медведей – мне все равно! Я хорошо тебе за это заплачу.

– Я не умею писать, – признался Джереми. – Я только знаю, как надо писать.

– Но ведь мы работали рука об руку! Ты диктовал, я писал! Ты умеешь, Джереми!

– Нет, Боб... – он печально вздохнул. – Если бы я умел писать, какого черта я подался бы в издатели? Проклятые книги разорили меня! Я до сих пор скрываюсь от хозяев семи типографий!

От наших неприятностей было только одно надежное средство. И мы пошли в таверну.

Три дня спустя я пришел в себя и снова принялся за тяжкий писательский труд. Страшный образ клерка с окровавленными клыками витал надо мной.

Он и сейчас порой является мне во сне. Я вскакиваю, зажигаю свет, понемногу успокаиваюсь и тихо, чтобы не разбудить твою мать, шепчу:

– Бедный Робин Крузо, в черный день вздумал ты стать писателем...

Василий Мидянин

Что делать, Фауст

Просим читателя не зазрить и извинить нас, что помещаем здесь некое количество отрывченков из премерзких стишатцев сих; делаем мы сие токмо в показание примера.

Василий Тредиаковский. Мнение о начале поэзии