И правда, думаю, почему бы мне лесничим не стать? Надену я куртку с галунами, возьму мушкет, и пойдем мы с Салли по окрестным лесам, вон какая тут красота. Людоед тут, правда, по соседству живет, ну так он вроде бы со здешним господином в ладу.
Или, конюхом. Чем конь лучше осла? Разве что крупнее.
– Добро, – говорю, – сударыня. Поехали.
– Госпожа, – поправляет она меня.
– Поехали, госпожа...
Она бросает корзинку на поляне, оправляет свои шелка и идет из лесу, не глядя, значит, следую я за ней или нет. А Салли так к терновому кусту и приросла. Еле я ее отогнал, пока то, се... В общем, вышли мы на дорогу, а там уже кони копытами роют, она из окошка высовывается, рукой машет.
– Влезай на запятки, поехали!
– Погоди, сударыня, – говорю.
– Госпожа!
– Погоди, госпожа, а как же Салли?
– Осел твой? Ну, брось его на дороге.
– Никак я не могу бросить свою Салли на дороге. Мне ее батюшка покойный в наследство оставил. Позвольте, я ее привяжу за каретой, госпожа моя.
– И что, прикажешь мне шагом ехать до замка? Да меня ж... меня ж прачки да поварята засмеют, как увидят, что у меня за каретой осел трюхает!
– Ну так поезжай, – говорю, – сударыня. А мы сами доберемся.
Она что-то кучеру говорит, дотрагивается до его камзола белой ручкой, он как дернет поводья! Как свистнет кнутом!
Рванулись горячие кони, аж пыль за ними столбом встала.
Она высунулась из окна, кашляет, сквозь пыль кричит мне:
– Осел! Осел!
– Если вы про мою Салли, – кричу ей вслед, – так она ослица у меня.
– Я про тебя, дурень, – визжит она из последних сил, карета скрывается из глаз в белой пыли, и опять мы с Салли одни на дороге.
– Эх ты, – говорю я Салли, – такую удачу я из-за тебя упустил!
Она ухом повела и молчит.
А с другой стороны думаю, вернется ее господин, с людоедом-то он по-соседски, в ладу он с людоедом, а вот как начет конюха или там лесничего? И почему это у него обе вакансии свободны?
– Ладно, – говорю я Салли, – может это еще не удача была, а так – приключение? А настоящая удача ждет меня впереди? Пойдем, – говорю, – ей навстречу.
Поправил на ней соломенную шляпку, и пошли мы с ней дальше по белой дороге....
Только она уже не белая, а золотая, и с отливом в багрянец, потому что солнце, которое до этого жарило немилосердно, садится за лесом...
Облака крохотные золотятся в синеве, а замок людоеда синеет вдали, как грозная грозовая туча.
Пчелы, которые сновали в придорожных цветах, потихоньку затихают, улетают в свои ульи, и цветы закрываются понемногу, сживают свои соцветия в маленькие душистые кулачки, выходит, и нам пора бы найти себе на ночь прибежище, тем более, Салли моя устала топать по дороге, чертополох щипать.