Первые бойцы поднялись на двадцать метров по тропе и сразу исчезли в тумане. Иванов приказал всем снять притороченные до поры к бокам рюкзаков ледорубы, чтобы использовать их для страховки. Камни, обильно смоченные промозглой туманной влагой, стали казаться еще более мокрыми и скользкими. Бойцам приходилось очень осторожно ставить ноги, чтобы не споткнуться и не съехать вниз, свалив кого-нибудь из идущих сзади. За Антоном шел только Егор, который умудрялся даже иногда любоваться красотами окружающих видов, и угрюмый боец, имени которого Антон не успел спросить, но знал, что друзья кличут его Емелей. На каждом перевале, видимо желая подбодрить остальных, Емеля негромко, как бы невзначай, высказывал вслух предположение о том, что немцы уже давно прошли Узункол и наверное спускаются к электростанции, а потому весь их поход потерял смысл. Но мысль свою Емеля ничем не заканчивал, а говорил словно сам с собой. Когда Антон смотрел на Емелю, то у него возникало стойкое ощущение, будто такие жизнерадостные люди в отряде нужны исключительно для того, чтобы остальным жизнь медом не казалась. Впрочем, Емеля был мужик выносливый и пер как вол, потому и стоял замыкающим. По первой военной специальности он был артиллерист, а теперь считался снайпером, так же как и Антон.
Все время, пока отряд непрерывно поднимался, Антон видел только расплывчатые очертания мелькавшей в тумане спины впереди идущего бойца, он думал о том, что случилось вчера вечером. Теперь он не сомневался в том, что нравится Кате, но чувство радости было слегка подпорчено недавними грустными воспоминаниями. Временами ему хотелось догнать ее и при всех попросить прощения за то, что накричал на нее вчера, но первое желание быстро сменялось желанием этого не делать, а подождать пока она сама подойдет и заговорит. Ведь, в конце концов, он был прав, черт возьми. Нечего ей было делать в горах, где большинство из них почти наверняка скоро ждала верная смерть, потому что они были не столь обучены и опытны как немцы. Опасностей хватало и там, откуда она пришла. И там тоже можно было служить родине. Но в глубине души Антон знал, что там Катя имела бы больше шансов выжить, и злился оттого, что она отказалась их использовать. Отказалась из-за него. И теперь Антон чувствовал тревогу и за свое и за ее будущее, ответственность за которое как бы легла на него самого. Добровольцами из отряда двигало только одно желание – остановить врага, но враг был хитер, жесток и беспощаден, а потому Антон старался не думать о том, что должно было скоро произойти. Каким-то подсознательным чувством он надеялся на то, что останется жив. Кроме надежды никаких гарантий у него не было, но тем не менее он шагал по мокрым холодным камням вверх, сжимая гладкий приклад австрийской винтовки, и надеялся победить. Так прошло три часа.