– Все нормально.
Инга с сомнением покачала головой. Был у нее редчайший дар – понимать, когда Гринчук говорит правду, а когда, вот как сейчас, врет самым бессовестным образом. И Гринчук врал ей, скорее, по привычке.
– В тебя стреляли? – спросила Инга.
– Хуже, – ответил Гринчук и осторожно дотронулся рукой до щеки Инги. – Я стрелял.
Инга потерлась щекой о его руку.
– И убил, – добавил Гринчук.
– Но ты же…
– Да, – кивнул Гринчук. – Я защищался.
– Хочешь, я вечером к тебе приду? – спросила Инга.
– Ага, – мягко высвобождая руку, сказал Гринчук. – Грязное белье у меня на полке в ванной, грязная посуда – в мойке. А в холодильнике…
– Как всегда пусто, – сказала Инга. – Я буду часам к девяти.
– Инга… – Гринчук присел на корточки возле ее кресла. – Зачем тебе это? Ничего хорошего у нас с тобой не получается. Ты сегодня придешь меня жалеть, а завтра утром мы снова погрыземся и неделю будем говорить друг другу гадости.
– Я? Тебя? Жалеть? – сделала удивленные глаза Инга. – Гринчук, ты давно уже должен был понять, что я тебя элементарно использую. Ты, когда расстроенный, так замечательно трахаешься…
– Мерси за комплиман, – сказал Гринчук, выпрямляясь.
– Так, значит, я буду в девять, – напомнила Инга.
Из кабинета Владимира Родионыча вышел Полковник и осторожно прикрыл дверь. Даже несколько демонстративно.
– Я не помешал? – спросил Полковник.
– Ни в одном глазу, – сказал Гринчук. – Нам с Ингой помешать невозможно.
– Тогда я приглашаю вас, Юрий Иванович, отобедать со мной в «Клубе» у Графа. Сегодня он обещал нечто особенное.
– Тогда ужин можешь не готовить, – сказал Гринчук Инге. – Простирнешь, помоешь посуду и будешь меня ждать. Не забудь перебрать фасоль, посадить кусты роз и познать самое себя.
– Непременно, – язвительно улыбнулась Инга. – Особенно – самое себя. В этом случае вы рискуете опоздать к празднику.
Прикрыв дверь приемной, Полковник посмотрел в глаза Гринчуку и постучал себя пальцами по лбу.
Гринчук молча кивнул и развел руками.
– Теперь, когда мы преодолели эмоциональную часть нашего разговора, – в лифте сказал Полковник, – перейдем к прозе жизни. Как там Михаил?
– Михаил? – переспросил Гринчук.
– Именно. И не нужно мне сейчас устраивать театр одного актера.
– Не имел ни малейшего…
– Вот именно это вас и выдает, – сказал Полковник. – Вы сегодня, как актер, явно не в ударе.
– Не мой сегодня день, – кивнул Гринчук. – То есть – абсолютно. Все меня видят насквозь, и каждый при этом норовит уколоть побольнее. Опера каждый обидеть может. А понять его…
– Оценить по достоинству, – подхватил Полковник. – Что там с Михаилом. Он, как я понял, сегодня убил двоих.