Слова Сугорина встретили полную и общую поддержку. Да и в самом деле – кроме Гражданской с ее Ледяным походом, боями на Дону, Украине и под Орлом, почти каждый из присутствующих воевал или еще в четырнадцатом у Гумбинена и Танненберга, или в пятнадцатом на Карпатских перевалах, прорывал австрийский фронт с Брусиловым, штурмовал обледеневшие стены Эрзерума с Юденичем…
– А с такими танками и автоматами мы бы от Орла до Москвы за день доперли… Какая у него скорость, верст тридцать?
– А пятьдесят не хочешь? – засмеялся довольный тем, что знает все раньше и лучше всех, Мальцев.
– Ну так вообще за четыре часа!.. И ни одна сволочь не остановила бы!
– Если бы да кабы… Если бы дураками не были, с Корниловым еще летом семнадцатого идти надо было… – Штабс-капитан выругался не зло, а скорее печально. – А теперь в чужих краях кровь проливать придется. Знать бы, чью…
– А знаешь, что я подумал? Слишком это все серьезно. Не задумали часом наши друзья-хозяева обратно у англичан Трансвааль с Оранжевой отбивать? И таких, как мы, по всему свету сейчас собирают? Золота и алмазов у буров вволю… Нас вот да еще немцев навербуют, они там у себя тоже с голоду дохнут, а вояки – сами знаете… С таким оружием много и не надо, тысяч десять – и порядок.
Басманов в рассуждении своей предстоящей должности предпочитал лишнего не говорить, даже товарищам, но сейчас не сдержался.
– Интересная мысль, – увлеченно поддержал его Давыдов. – Романтично даже. Восемнадцать лет копили сокровища, делали новейшее оружие, разрабатывали планы – а сейчас решили начать…
– Не знаю, Миша, ей-богу, не знаю, – обращаясь к Басманову и пропустив мимо ушей слова поручика, сказал Сугорин, – да не слишком хочу и задумываться. Как считаешь, чего я сюда пошел, зачем в Крым не вернулся?
– Да никак не считаю…
– Врешь, все об этом думают. Не верю я в победу. Ты после Новороссийска, я после Одессы. Ничего не выйдет, конец! Еще месяц, другой… Слащев с пятью тысячами зимой Крым спас. Так они против него сто, двести тысяч бросят, миллион. Народу хватит. И тогда здесь, в Константинополе, такое начнется, что наша с тобой эпопея – детский крик на лужайке…
– Да оставь ты, тошно слушать. Решили – значит, решили. И хватит. В Африке поживем, на негритянках переженимся. Всю жизнь мечтал попробовать… Смотри, вот наш «классный дядька» идет, он тебе покажет крик на лужайке…
…И неделю, и другую, с утра до вечера, а часто и ночь напролет Шульгин при помощи роботов-инструкторов превращал белых офицеров в «зеленых беретов». Впрочем, «зеленые» – это так, по аналогии, а на самом деле он еще не придумал, какой характерный знак отличия следует придать своим питомцам. Что берет – ясно, штука удобная для ношения в полевых условиях и достаточно выразительная зрительно. Но цвет? Красный – не подходит по очевидной причине, белый – маркий, синий – не гармонирует с камуфляжем. Наверное, лучше всего будет черный. С белой или красной окантовкой. Спешить пока некуда, можно и еще подумать. Все равно этот знак принадлежности к новому ордену он решил вручать на выпуске, вместо диплома.