Да, дорожка была накатана. Не встретив ощутимого сопротивления астрала или охранных систем Замка, Антон в следующую секунду вместо кафеля, зеркал и блестящих водопроводных кранов увидел тщательно вытесанные каменные плиты под ногами, покрытый побегами плюща парапет крепостной стены, бесконечную даль слегка волнующегося океана впереди. Что-то он не рассчитал, попав сюда, а не в собственные покои, или – подсознательно захотел начать осмотр грандиозного сооружения извне? Получить своеобразную фору, собраться, постараться восстановить ментальный контакт до того, как захлопнется дверца мышеловки?
Если душа (или «дух») Замка захочет – из внутренних помещений по собственной воле не выйдешь. Может запереть в одной комнате, на этаже, в достаточно обширном секторе, изменить метрику пространства так, что будешь неделями и месяцами бродить по заданному маршруту, замкнутому или открытому в бесконечность.
С Антоном, пока он был «хозяином», такого не случалось, а Новикову и Шульгину довелось пережить несколько не самых приятных часов. Обошлось, слава богу.
Обойдя по периметру всю окружающую внутренние дворы и строения стену, полюбовавшись океаном, едва заметными голубоватыми горами на горизонте, Антон, как ни старался, не ощутил отклика на свои обращения и призывы. Тишина стояла вокруг, физическая и ментальная. Неужели теперь все это – только нагромождение старательно подогнанных друг к другу плит и блоков, «ничто посередине нигде»? Печально, если так.
Форзейль испытывал сейчас почти то же самое чувство, что потомок захиревшего аристократического рода, современный цивилизованный человек, приехавший на руины родового поместья лет через триста… Ходит, смотрит на выветренные башни и стены, пытается вызвать в себе отклик эйдетической памяти, услышать звуки труб герольдов, лязг мечей и доспехов, яростные крики бойцов, мелодичные голоса прекрасных дам, вручающих победителям шарфы и надушенные платочки… И – ничего. Было, ушло, и он тут совершенно ни при чем с его джинсами и красным кабриолетом в триста лошадиных сил.
Антон спустился по узкой каменной лестнице без перил в один из внутренних двориков, где роняли последние алые листья три раскидистых канадских клена, постоял, слушая шорохи, шуршание, посвист ветра между зубцами стен. Сам он не курил, но организм Шульгина требовал привычного ритуала. Не в биохимическом, гомеостат поддерживал нужный баланс, в психологическом смысле. Размять папиросу, понюхать, заломить мундштук, чиркнуть спичкой, глубоко затянуться, носом выпустить дым… Сразу ощущаешь себя другим человеком, будто мусульманин, доставший из кармана четки.