“Существо”, с которым мне предстояло иметь дело, было бесконечно спокойным, ритм его дыхания умиротворял, как шум речного течения, но я загривком чувствовал исходящую от него опасность. Невозможно было находиться рядом с Кеттарийцем и не понимать, что его природа – природа хищника. Впрочем, этот хищник не был озабочен поисками добычи, в нем не было ни алчности, ни беспокойства, ни злости; строго говоря, он вообще ничем не был озабочен, зато испытывал ко всему – происходящему и не случившемуся, вероятному и несбыточному, настоящему, прошлому, будущему, вообще ко всему – холодный, но вполне деятельный интерес. Я, помню, подумал, что он вполне мог бы разобрать Мир на части только для того, чтобы понять, как тут все устроено, а потом аккуратно собрать – при условии, что у него не появится более интересного занятия.
– Я почему-то был уверен, что ты на дюжину дней там застрянешь, – тем временем говорил Чиффа, – а то и вовсе на пару лет, в таких вопросах никогда заранее не знаешь, а ты – оп! – и готово. А тебе-то самому как показалось? Долго ты там был?
– Всегда, – ответил я. Немного подумал и добавил: – К сожалению, ответить на ваш вопрос более точно я не могу, поскольку мне показалось, что такой категории, как время, в Хумгате вовсе не существует.
– Правильно показалось. А с какого перепугу ты ко мне на “вы” обращаешься? Поначалу говорил “ты”, насколько я помню. И я вроде не возражал. Что случилось-то?
– Местоимение “ты” уместно, когда полагаешь, будто обращаешься к младшему или равному, – объяснил я. – Совокупность ваших личных качеств, поступков и слов не оставляет мне возможности и дальше заблуждаться на сей счет. Поэтому обращение “вы” кажется мне более уместным.
Он почему-то обрадовался, вернее, сделал вид, что обрадовался, мне-то было совершенно очевидно, что никаких эмоций это существо по-прежнему не испытывает.
– Как и следовало ожидать, из тебя получилось настоящее чудовище. Как же это прекрасно, сэр Шурф! Нет, правда, лучше не придумаешь.
Я не понимал, зачем он шутит, кривляется и вообще ведет себя как вполне обычный человек, возбужденный удачным завершением трудного дела. Некоторое время я молча это обдумывал и наконец решился сказать:
– При мне не обязательно притворяться. Я вижу, как все обстоит на самом деле.
– А я вижу, что ты видишь, – Чиффа снова зачем-то улыбался до ушей. – Все видишь, но почти ничего пока не понимаешь. Не беда, понимание дело наживное. Понимания вне опыта вообще не бывает, вне опыта возможна только пустая болтовня. А пока просто поверь мне на слово: я не притворяюсь. По крайней мере, не ломаю комедию, чтобы обмануть тебя и всех остальных. Просто мне очень нравится казаться тем, чем я уже давно перестал быть или вовсе никогда не был, я фиглярствую исключительно ради собственного удовольствия. И так хорошо выходит, что сам себе верю – почти всегда.