– Я не так представлял этот разговор... Я к нему готовился. И книгу вам принес именно для того, чтобы облегчить себе начало. Но все поломалось тогда, когда я застал вас раздетой. Меня это выбило. Хоть вы и не в моем вкусе, но обнаженная женщина... Короче, меня это выбило, вот и все. И теперь я не знаю, как этот разговор начать. Но вообще-то мне все равно, как его начать. Можно и с середины. Вы ведь моя пленница, будете слушать меня внимательно, не так ли? Если мне не понравится, как вы меня слушаете, то... У меня есть второй ключ, Александра, вы знаете.
– Знаю.
Он умолк, видимо, все же не знал, как начать... А – вопреки его "все равно" – ему на самом деле было небезразлично, как именно... Он что-то очень важное хотел ей сказать, Александра чувствовала. И решила ему помочь, перейдя прямо к делу.
– Бенедикт, – ровным голосом спросила она его, – вы хотели меня убить? Изнасиловать?
– Зачем вам знать?
– Я пытаюсь понять вас...
Он громко засмеялся за дверью.
– Вы? Меня? Вы никогда не поймете! Черт, она ошиблась, неправильно было начинать с этой фразы, с этой сцены!
– Я ненавижу женщин. Ненавижу. Будь моя воля, я бы всех передушил, кроме старух!
Александра молчала. Не туда она направила разговор, не туда. И теперь она не знала, как исправить положение.
Протекло минут десять полной тишины, и она уже было собралась отправиться спать, как вдруг до нее донесся его голос. Настолько тихий, что ей пришлось подобраться к самой двери, чтобы расслышать слова...
– Я был аутистом в детстве. Знаете ли вы, что это такое?
– Примерно... Это дети, которые долго не говорят.
– Не так! Это дети, которые не спешат вступать в отношения с остальными!
– Хорошо, ладно, – прошептала Александра. – А почему?
– Потому что все остальные – предметы!
– Как это – предметы? А мама? Папа?
– А так! Была тарелка, на которой еда, была женщина – "мама", которая накладывала эту еду на тарелку, был еще мужчина, "папа", который этим процессом почему-то интересовался. Я ненавидел, когда они ко мне прикасались. Они были как тарелки или вилки. Или как мои игрушки. Вам бы понравилось, если бы вас начала целовать и гладить тарелка или игрушка?
– Н-нет... – проговорила обескураженная Александра.
– Вот и мне не нравилось! Я был один Человек, а остальные были предметами. И так было до восьми лет. А потом что-то случилось. Не знаю, что именно. Может, просто пришла пора. И я увидел: вот мама, вот папа. Причем папа был очень похож на меня – он даже пахнул как я. А мама была чужой. Но я стал понимать, усваивать: это мои родители. Люди, а не тарелки. Не вилки, не игрушки. ЛЮДИ. Другие – не-Я.