Кис, со вздохом отложив альбомы, поинтересовался личными архивами.
– Что вы имеете в виду под словом «личные»? Разумеется, ничего нет! Письма он ненавидел писать, да и писал не очень грамотно, стеснялся. Кроме того, я совсем не считаю, что у него могла быть какая-то иная, отдельная от семьи, личная жизнь! Вы сделали неправильный вывод из моих слов: я сказала, что отец был очень скрытным человеком, но это не значит, что ему было что скрывать! Он просто… Он был человеком без эмоций, вот и все.
На этих словах Елена Тимофеевна поперхнулась, словно они с трудом пролезли через горло, как-то странно затопталась на месте, закрутилась, как будто решила переменить положение и наконец сесть, но не нашла, куда именно. В результате она так и осталась напряженно стоять посреди комнаты, сложив руки на груди.
– Его отдельная жизнь, – продолжала она, и голос ее звучал сухо и резко, будто удары палки, которыми она желала выгнать детектива… Или – боль из собственной души? – Слова «отдельная жизнь» просто означают, что он не разделял жизни семьи. Из чего не следует, что была другая жизнь… Он не интересовался детьми, он не интересовался женой, – голос ее откровенно надломился, – он всегда был сам по себе. А семья всегда была к его услугам, в состоянии боевой готовности окружить заботой или отчитаться в хороших отметках. Отец не был к нам привязан, он никого никогда не любил. Он просто не знал, что это за чувство такое – любовь…
У нее задрожал подбородок, но она быстро справилась с собой и холодно поинтересовалась, закончил ли детектив со своими расспросами. И, если да, она бы предпочла заняться своими делами.
Покидая квартиру на Васильевском, Кис был уверен, что, как только за ним закроется входная дверь, Елена Тимофеевна упадет на старый диван и зайдется в горьком и злом плаче, которому не будет ни одного свидетеля: она умела, как ее отец, быть скрытной. И наверняка все вокруг считали генеральскую дочь женщиной без эмоций… Достойной дочерью своего отца.
Кис подозревал, что если бы ему дали как следует покопаться в этой квартире, то он мог бы найти немало интересных вещей. В конце концов, генерал давно жил один, о смерти не помышлял и вполне мог хранить в укромном местечке какие-то сувениры из прошлого.
Ну да, «съесть-то он съесть, да хто ж ему дасть?» – как говорилось в старом анекдоте. А достойная дочь своего отца, Елена Тимофеевна, если уж что-то и найдет (или уже нашла?) в отцовских бумагах, то ни в жисть не скажет…
Оставалась последняя и весьма слабая надежда: на уральского директора. Если и он подведет, то придется детективу Алексею Кисанову всенародно расписаться в своей беспомощности.