Возражающих не отыскалось. Фенрира и остальных больше обеспокоил грядущий сбор дружин и проблемы, которые придется на нем обсуждать. Насчет этого действительно следовало волноваться – власть менялась, причем нынешний конунг добровольно отдавал совету ярлов свою корону. Могла возникнуть грызня, хотя в боевой обстановке вопросы передачи власти у норманнов решались быстро. Достойных преемников у Вороньего Когтя было мало, и это упрощало задачу. Как обычно, все зависело от того, чью сторону займут датчане. Фенрир и его «Сотня» вновь готовились сказать свое веское слово в скандинавской политике…
Что ожидало Торвальда Грингсона на этом сборе? Скорее всего прощение, отправка на родину и ссылка в дикие северные земли. Против более строгого наказания «обидчика богов» имелись смягчающие обстоятельства. Да и, говоря начистоту, никто из норманнов не желал смерти проводнику, который привел их к сокровищнице. И если он просил у своих будущих судей дать ему возможность поквитаться с обидчиком, почему же те должны отказывать подсудимому в его просьбе? Справедливость должна восторжествовать – у норманнов этот закон почитался не менее свято.
– Как вы собираетесь казнить Хенриксона? – полюбопытствовал Фенрир у Торвальда. Датчанин больше не называл Вороньего Когтя дроттином, однако продолжал относиться к нему с почтением – все-таки до сбора дружин он оставался для всех конунгом и главнокомандующим.
– Казнить? – переспросил Торвальд, после чего помотал головой: – Нет, форинг, это будет не казнь, а честный поединок. Не забывай, что Стрелок был злейшим врагом нашего злейшего врага и потому заслуживает некоторого снисхождения. Думаю, смерть от пули покажется ему гораздо приятнее. Так, Хенриксон?
Услышав это, я хмыкнул, недоумевая, почему Вороний Коготь вдруг исполнился ко мне такого благородства. Наоборот, после нанесенного мной конунгу оскорбления я был обязан подвергнуться самой жестокой казни, а то и не одной. А Торвальд вдруг ни с того ни с сего начал настаивать на честном поединке, о котором раньше и не заикался.
Что за странная перемена взглядов? А может, это удар рукояткой револьвера по голове так повлиял на Грингсона? Да вроде бы не должен – не так уж крепко я приложил заложника, чтобы вызвать сотрясение мозга. Как, впрочем, и вправить его на место. В данный момент Торвальд не был похож на себя прежнего еще больше, чем во время приступа безумия. Поэтому заявление конунга о честном поединке отнюдь не означало, что наш поединок именно таковым и окажется.
– Мне доводилось слышать, что вы отлично стреляете, – сказал я и уточнил: – Та история о шести телохранителях конунга Буи – она правдива?