– Ничего, попартизаним, – легкомысленно махнул рукой Родион. – Так даже интереснее.
Панкрат внимательно посмотрел на парня, у которого дорожные бандиты когда-то убили жену и мать, и поразился той готовности «партизанить», которая в нем жила. Вряд ли ее основой была ненависть к бандитам и убийцам, ненависть все же слишком сильное чувство, сжигающее душу и калечащее нервную систему, чтобы она могла долго руководить поступками человека. Скорее всего Родиону было действительно интересно воевать с подонками, восстанавливать справедливость, чувствовать себя сильным и правым. Судя по всему, его не мучили сомнения и в душе он был уверен в необходимости скорого и сурового правосудия, пусть оно и не являлось законным с точки зрения демократической морали.
– Никаких ковбойских трюков, – предупредил Воробьев, – никаких непродуманных шагов! Вы всего лишь разведчики, которые должны вернуться домой во что бы то ни стало и доложить результаты разведки. Понятно? – Панкрат хотел добавить: «иначе подставите всю команду!» – но промолчал.
– Обижаешь, генерал, – оскорбленным тоном заявил Родион. – Не впервой мне ходить в разведрейды. Послушай лучше анекдот про Петьку и Василия Иваныча.
Панкрат повернулся и молча сел в машину. Переглянувшись, остальные «мстители» последовали за ним. Джип, переваливаясь на колдобинах и кочках, развернулся и пополз по лесной дороге в обратном направлении, где уже скрылся «Опель» с группой Баркова.
Высадив Родиона и Михаила недалеко от Фошни, Панкрат снова повернул и через несколько минут остановился у Ковалей. Машину загнал в лес, оставил возле нее двух человек, а сам с Толиком, налегке, без оружия, спустился к деревне.
Дом Егора Крутова оказался пустым. Двери его были не заперты, но хозяин не отзывался, и территория усадьбы активно не понравилась Панкрату. Он увидел открытую машину Крутова с вывернутыми багажником и бардачком, множество рубчатых следов во дворе и в саду, а также опрокинутые стулья в комнатах, разбросанную одежду и вещи, битую посуду на кухне и понял, что здесь шел обыск. А в бане обнаружились следы крови, что и вовсе привело Воробьева в состояние горестной тревоги.
– Забрали нашего полковника, – глухо проговорил он, разглядывая разгромленную спальню Крутова, поднял с пола джинсы, рубашку, положил на кровать. – Знать бы – кто…
– Расспросим соседей, – предложил Толик.
Панкрат еще раз пригляделся к отчетливому следу рубчатой подошвы (армейский ботинок «леопард», сорок пятый размер) на полу спальни и вышел. У калитки его ждал небольшого роста быстроглазый мужичок лет пятидесяти пяти в выгоревшей до цвета соломы ветровке, защитного цвета брюках и сапогах.