Вздохнула Алена повинно:
– Боевых без малого три дюжины наберется. Каждый двух человек подымает. Больше было, да моль на складе завелась, недоглядели…
– Да ты и впрямь искусница! – посмеиваются Семены. Я же дальше расспросы веду:
– Вахрамей говорил, что на белом свете ковры силу теряют. Поизмываться хотел аль правду баял?
Мнется Алена, глаза отводит. Ковры-то она выткать сулилась, а о такой малости помянуть не удосуживалась.
– Ну?
– Правду…
Думала, бранить ее буду, я же только обрадовался:
– Значит, ежели из навьего царства выбраться сумеем, уже не догонят!
– Нам бы из темницы для почина утечь! – говорит Соловей нетерпеливо.
Поморщился я, рукой о стену оперся. Худо мне, голова кругом идет, в глазах то и дело темнеет, да виду не подаю:
– Сейчас, Сема, я тебя сычом оберну, ты наверх взлетишь и разведаешь, что да как. Ежели все тихо – свистнешь… Нет, лучше ухни тихонько, я обратно расколдую. Ты тогда решетку отомкнешь и лесенку нам спустишь.
Вздохнул Соловей, да перечить не стал. Взял отмычки в зубы, изготовился.
И без оков тяжко в темнице навьей колдовать, на одно малое чародейство больше сил извел, чем десять заковыристых на воле стребуют. Исчез Сема, на полу что-то махонькое закопошилось. Пригляделись Муромец с Аленой:
– Сема, ты чего, это же мышь летучий!
– Так я же вам и говорил – зайцем оберну… Вот только никак в толк взять не могу – отчего их двое?
Засуетились побратим с царевной:
– Семушка, ты полежи пока, отдохни, с мыслями соберись…
Трепетнул мышь крыльями, взвился по кругу, протиснулся сквозь решетку. Долго его не слыхать было, мы уж думали, что царь стражу у колодца оставил, изловили беглеца. Наконец пискнул условно, по решетке коготками заскреб – мол, все тихо, расколдовывай, Кощеич!
Эх, одна голова – хорошо, а две полголовы – хоть выбрось, до того после нового чародейства разболелись. Потемнело у меня в глазах, всякий интерес к побегу пропал – какая разница, где помирать, лишь бы в покое оставили.
Куда там в покое! Замычало сверху жалобно, копытом переступило. Алена мою голову к себе на колени перетянула, по волосам гладит:
– Ну Сема, ну постарайся… ты же можешь… давай еще разочек!
Накатилась на меня тьма с новой силой, землей могильной грудь сдавило, едва вдохнуть сумел, и то когда Алена, перепугавшись, что есть мочи тряхнула.
Слышим, выругали крепко меня и мою матушку вместе с бабкой покойной, зазвенел Соловей отмычками, поднял решетку:
– Не сыскал я лесенки, вот вам веревка с узлами. Да потише там, стража при выходе караул несет!
Тормошат меня друзья:
– Сема, вставай, выбираться надобно, пока тревогу не подняли!