Ощущения моего тела еще не успели превратиться в мысли о бренности всего сущего, как лес точно обрезало. Дальше начинался склон с тремя трассами: «чайничьей», «мастерской» и для фристайла. Влача трос, с несмазанным скрипом крутился шкив подъемника. С тех пор как берег не замерзшей пока реки осквернили привозным грунтом, вздыбив береговой скат до кондиций горнолыжной трассы, фанаты здесь не переводятся, был бы снег. Наиболее отпетые, впрочем, и посейчас высокомерно игнорируют искусственный холм, предпочитая наезженное не одним поколением местечко километрах в трех отсюда – гораздо хуже, зато роднее. Тоже люди, что с них взять.
Я притормозил на опушке. Мимо тотчас пронеслись два парня с номерами трафаретом на спинах, и один из них взглянул на меня, как мне показалось, насмешливо. Ну и правильно, с легкой обидой подумал я, знай свое место. Не мальчишка ведь, а туда же – устроил спринтерский забег! Ну и дыши теперь со свистом, и отплевывайся, а мышцы уже дрожат и завтра болеть будут…
Парни, круто развернувшись, унеслись в лес. Спортсмены, гальванизируют подувядшую за лето форму. Если только не негласное наблюдение, что очень может быть. Поди разберись. Когда нужно, Кардинал умеет быть неназойливым.
На холме, как водится, народу было больше, однако все же не толчея. Не сезон еще. Когда снег ляжет окончательно, примяв до самой весны заросли жухлого борщевика в низинах, сюда явятся не одни фанаты. Пока что была благодать. И странную группу, скучившуюся у подножия холма подле раскидистого одинокого дерева, я заметил сразу.
Чем-то мне не понравилась эта группа. Что-то там было неладное. Далось им это дерево. Не могут здоровенные амбалы ни с того ни с сего суетиться столь бестолково, весь мой опыт говорил, что не могут без причины, и пока я, скользя вниз, давал крюка по пологим спускам, подозрение это во мне укрепилось и превратилось в уверенность.
Их было шестеро – пятеро как один загорелые, мордатые и бородатые плюс женщина. (Женщина, как водится, всегда плюс, особенно не мордатая и не бородатая.) И еще седьмой, который лежал навзничь, а отстегнутые лыжи его были брошены на снег как попало. Единственный из всех он был смирен и тих. Сломанную берцовую на правой ноге я заметил еще на подходе, да и как не заметить открытый перелом. Дело было ясное. Пригородные Пески, конечно, далеко не Чегет, однако и в местных палестинах встречаются склоны, требующие к себе определенного уважения и прямо противопоказанные всякого рода «чайникам». Любой уважаемый мною проповедник разумной трусости – я их всех уважаю! – при одном только взгляде на этот склон сказал бы, что кое-кому лучше сюда вообще не соваться, тем более с обыкновенными беговыми лыжами.