– Я знаю, кто похоронил в роще собаку, – сказала она. – Пощадите Фуа.
Тут Этьен сразу насупился, помрачнел, попросил графиню рассказать все без утайки и без ложной жалости к нечестивцам.
Она только головой покачала.
– Да ведь это я его там и закопала, – сказала она. – Десять лет мне было, когда подарил мне один раб щеночка, и назвала я этого щеночка Мартыном…
Она улыбнулась и заплакала.
– Золотоволосая девочка, – сказал Каталан. И удивленно на старенькую графиню глянул.
– Это вы поставили собаке крест? – спросил Этьен из Меца.
– Да.
– Одна?
Петронилла помолчала немного, потом сказала:
– Да.
Этьен вздохнул.
– Десятилетняя девочка? Вы солгали!
А запугать Петрониллу ничего не стоило. И расплакавшись пуще прежнего, все рассказала она Этьену из Меца: и про щенка, и про своего друга-псаря, и про то, как вместе поставили они крест, и про то, как ходила она на могилку к Мартыну горевать…
И сказал ей Этьен, что грех свой искупит она строгим недельным постом, а Фуа будет прощено. И в знак искренности раскаяния должна графиня назвать своего сообщника по тому давнему детскому безумству, ибо он виновен тоже и должен понести надлежащее наказание.
***
Наутро привели к Этьену безносого псаря – того самого старика, неряшливого да пройдошливого, что на мосту монахам повстречался и дерзостей наговорил. Стоял, дырками вместо носа сверкал, глаза щурил.
Спросил его Этьен об имени, как полагается.
– Песьим Богом зовут меня, – брякнул старик.
Этьен так и подскочил.
– Что же, мне так и записать – Песий Бог? – спросил Каталан (он записи вел).
– А это уж как вам хочется, добрый человек, – живо отозвался старик. – Я никого не неволю, сам подневольный. Охота вам писать – пишите, а срамно – так и воздержитесь.
– Языческое имя какое-то, – пояснил Каталан. – Для тебя в том ничего доброго нет.
– Графиня меня Роатлантом нарекла, – вспомнил псарь. – Такое имя подойдет?
Каталан молча записал – "Роатлант" и еще раз на псаря подивился: что за фантазия ему, безобразному да невольному, таким пышным именем называться?
– Ну что же, Роатлант, рассказывай, как графиня Петронилла надоумила тебя сподобить пса христианского погребения и ввергнуть, таким образом, весь край в злую ересь.
– Графиня? Ну уж, вот кто здесь ни при чем! – заявил псарь. – Графиня была тогда дитем несмышленым.
Этьен оперся локтями о стол, в безносого псаря взглядом вбуравился.
– Ты понимаешь, Роатлант, что сейчас на смерть себя обрекаешь?
– Не жизнь и была, – отозвался псарь, махнув рукой. – А мою графиню не трогайте. Ее самоё впору святой объявить, столько всего она натерпелась!