Мы отъелись и отоспались за те три спокойных дня, что прожили в Заре. Город стенал и плакал, выплачивая назначенную победителями контрибуцию, однако жизнь граждан пощадили и никого из тех, кто остался в живых после штурма, больше не тронули.
В ночь на четвертый день после падения Зары мы были разбужены страшным шумом. На церкви, бывшей совсем неподалеку от занятого нами дома, громко, не в лад, забили колокола. Треск и крики то проносились под самыми окнами, то стихали в отдалении, чтобы тотчас же зародиться где-нибудь в другом месте.
Симон оделся, взял оружие и спустился в комнаты для прислуги. Хозяйка в голос плакала и причитала, ломая руки. Старший сын, подросток лет тринадцати, пытался ее утешать. Симон велел мальчику идти с ним, ибо наш граф плохо знал город и не хотел попасть впросак из-за своего незнания. Хозяйка кинулась было ему в ноги, умоляя пощадить ее дитя, но Симон уже повернулся к ней спиной.
Улицы были полны разъяренных, окровавленных людей. У многих были в руках горящие факелы. Поначалу Симон даже подумал, что в Зару ворвались венгры короля Имрэ, чтобы отомстить за разорение подвластного им города, но вскоре убедился в своей ошибке.
– Нет, это ваши передрались, – сказал ему мальчик.
Дрались венецианцы с французами. На улицах, частью пострадавших от недавнего пожара, стучали мечи; в любом доме мог скрываться арбалетчик, так что требовалась осторожность при хождении мимо окон. Город был зажиточным и окон здесь имелось много. Недавние союзники сцепились в яростной битве, будто бы охваченные безумным стермлением извести друг друга во что бы то ни стало. Зара сочилась ненавистью.
Мальчишка проговорил презрительно:
– Награбленного не поделили.
Симон ощутил стыд и горечь, ибо паренек был прав. Алчность венецианцев возмущала многих уже открыто, особенно же это касалась небогатых и совсем бедных рыцарей, которые отправились в поход отчасти ради того, чтобы поправить свое бедственное положение. Симон в дележе добычи не участвовал, потому что не хотел, чтобы его отлучили от Церкви за разбойное нападение на христианский город.
Симон велел пареньку, чтобы тот отвел его кратчайшим путем в дом, где остановился Бодуэн Фландрский. Дважды путь им преграждала орда грызущихся между собою людей, и Симон совсем было отчаялся попасть туда, куда намеревался, однако на третий раз им повезло, и окольными переулками они выбрались к богатому и совершенно не пострадавшему дому. Симон наказал мальчику сидеть на кухне, покуда не позовут, и не ходить на улицу, а сам ворвался в покои, где почивал граф Бодуэн.