Последующий год был очень необычным для меня. Необычным в первую очередь в плане того, как я начал воспринимать действительность.
Жизнь разделилась для меня на два уровня. Я, как обычно, ходил в Академию, готовил какие-то статьи для сетевых журналов и сборников, иногда встречался с друзьями, чтобы обсудить то, как быстро летит время и как неумолимо оно изменяет нас, хотим мы того или нет. Но одновременно с этим я на каком-то подсознательном уровне постоянно ощущал свое присутствие рядом с Шекспиром. Быть может, это была всего лишь игра воображения, но порой мне казалось, я точно знаю, что он делает в тот или иной момент.
Вот сейчас он сидит в небольшой комнатке, которую снимает у бондаря на южном берегу Темзы. У бондаря больная жена и трое детей – две дочери и сын. Девочки еще слишком малы, а сын уже помогает отцу в работе. Но все равно денег на жизнь им катастрофически не хватает. Поэтому и сдает бондарь комнату под лестницей безвестному актеришке, который ведет себя так надменно, словно он самый знаменитый человек в Лондоне после Ее Величества королевы Елизаветы. За окном уже темно. На столе, рядом со стопкой исписанных бумаг, горит огарок свечи. Глядя на мерцающее пламя, Шекспир покусывает кончик пера.
Все это я вижу настолько отчетливо, что порою мне кажется, будто я сам нахожусь в той же комнате. Шекспир не видит меня, потому что я стою у него за спиной. Но, стоит мне только сделать движение или шумно вздохнуть, как он, вздрогнув, обернется. Но я не хочу, чтобы он видел меня. Вытягивая шею, я пытаюсь заглянуть через плечо сидящего на стуле человека, чтобы разглядеть строки, написанные на бумаге, которая лежит перед ним. Но, как я ни стараюсь, у меня ничего не выходит. Строки расплываются и меркнут, буквы наползают друг на дружку, словно уродливые жуки, превращая слова в бессмысленное месиво штрихов, черточек и полуокружностей.
В другой раз я оказываюсь рядом с Шекспиром, когда он куда-то торопливо идет по узкой немощеной улочке. Я иду следом за ним, стараясь, чтобы он не услышал моих шагов. Мы вместе сворачиваем за угол и оказываемся перед округлым зданием театра, принадлежащего Джеймсу Бербиджу. Он называется без затей – просто «Театр». Обойдя здание театра, Шекспир входит в невысокую дверцу, ведущую в помещения, расположенные за сценой. Я незаметно следую за ним, старательно переступая ступени, издававшие скрип под его ногами. Поднявшись по шаткой деревянной лестнице, мы оказываемся на втором этаже. Здесь дверь, за которой находится комната владельца театра. То, что Шекспир решительно открывает дверь, всего раз стукнув в нее и не дождавшись ответа, говорит о том, что он в хороших отношениях с Бербиджем. Может быть, они даже друзья. Шекспир и Бербидж обмениваются парой обычных при встрече фраз, после чего Уильям выкладывает на дощатый стол пачку бумаг, прошитую суровой ниткой. Он говорит, что это новая пьеса. Он даже произносит ее название, но в этот момент, как назло, хлопает оконная створка, и я не слышу его слов. Шекспир отходит к окну, а Бербидж склоняется над столом и начинает листать рукопись. Я незаметно подкрадываюсь к нему сзади и пытаюсь, выглянув из-за плеча, увидеть то, что написано на бумаге. И вновь в тот самый миг, когда мне кажется, что я вот-вот смогу прочесть написанное, перед глазами у меня все начинает плыть.