– С ума сойти… – прошептала Люся. – Неужели… погибший сейчас Миша – это, получается, не сын? Это…
– Мягко говоря – это ее друг, – подсказала Таня. – Я потом у той женщины еще и фотографии смотрела. Сейчас точно знаю – настоящий сын Леры совсем другой. А уж перед самым отъездом, на следующее утро меня та женщина на кладбище отвела, могилку показала. Скромненький памятник из железа, говорят, его работники училища поставили, и надпись: «Митюшкин Михаил», и даже без отчества. А мать-то, говорят, больше на могилку не наведывалась.
– А ты Лере ничего не сказала про эту историю? – теребила Татьяну Василиса.
Та пожала плечами.
– Да я и не думала, что встречусь с ней. Приехала, к Вере Павловне так и не зашла, не могла, не знала, что сказать. Все думала, еще немножко – и схожу, а потом старушка умерла.
– А как ты с Лерой-то встретилась? – не успокаивалась Люся.
– Так я ж говорю – как только Вера Павловна умерла, Лера приехала. Да не одна. А с «сыном». Мы с ней на поминках у Веры Павловны встретились. Она подошла ко мне, уткнулась в шею, мы с ней и поплакали. А потом она подвела ко мне красивого парня и сказала: «Это Миша, мой сын». И больше ничего. Она же не знала, что я в ту деревню ездила. А я глянула на «сына» – тот самый Ромка, что на фотографии был! Я ей так и не смогла сказать, что правду знаю. Я все же думаю, что тот следователь прав был – случайно Миша погиб, так зачем же Лере душу рвать? У Ромки этого ни родных, ни близких не было, вот она и стала ему матерью. Как бы то ни было – я до сих пор молчу.
Василиса от усиленного мышления жевала собственные губы. Люся, не понимая, что делает, на мелкие кусочки кромсала дорогую колбасу.
– Не мать она ему была, – треснула она ножом по столу. – И невесте его свекровью стать не пожелала.
– Да уж, – сцепила руки в кулаки Василиса. – Не простила она ему девчонки, надеялась, что он вечно возле ее ног сидеть будет, а паренек перебрался в город, оперился…
Татьяна растерянно смотрела то на Василису, то на Люсю.
– Ой, девочки… я и сама не знаю, верить этому или нет… Ведь Лера-то, как по родному сыну, убивается по пареньку-то, каждый день ровно в одиннадцать к нему на кладбище, будто на работу… И ведь такие ему букеты носит, специально пораньше выходит, чтобы свежие цветы в киоске купить… А с другой стороны, сыночка так и не навестила… может, молвы стыдится… Вот так живешь, живешь…
– Танечка, ты иди домой, поздно уже, – вдруг бессовестно прервала ее философские рассуждения Василиса. – Не обижайся, у нас тут серьезные дела намечаются…
– А вы что, думаете…