Потом в жизнь Ильченко вошел интернат. Там тоже были побои, но теперь это были драки со сверстниками. И хоть многие из ровесников в искусстве мордобоя изрядно поднаторели, однако они не могли соперничать с Севкиным отцом, поэтому от них-то парнишка отвязывался в два счета. Драться он умел, но не любил. Там, в интернате, Ильченко нашел более серьезное оружие, чем просто кулаки, – издевательский смех. Шутки для него были пробными шарами. Если на шутку человек отзывался легко и без обиды, значит, еще не заражен злом, если кидался с кулаками, значит обозлен, но не страшен, а если в ответной шутке звучал яд, вот это был уже опасный и умный противник. Без особых усилий Севка стал лидером, но он добивался не этого.
У него был дом, дом, где, однако, Севку никто не ждал, даже тогда, когда приезжал на каникулы. Антона тоже не было, мальчишка не вылезал из круглосуточного сада, а затем и из интерната. Какой-то «умный» чиновник настоял, чтобы детей Ильченко разбросали непременно в разные интернаты. Севка ездил к братишке каждую неделю, и каждое такое посещение рвало неокрепшую душу паренька в клочья. Антошка так и не сумел приспособиться к жестокой жизненной реальности и был всегда бит, обделен и затравлен. Севка не раз пытался самостоятельно разобраться с обидчиками, но этим наносил еще больший вред Антошке. «Потерпи, братишка, скоро заберу тебя», – постоянно твердил Севка, прилепляя подорожник к очередному синяку малыша. Тот терпел. И ждал. А Севке надо было вернуться домой. После восьмого класса парень забрал документы и пришел домой. Встреча с родителями получилась более чем громкая. Отец наливал себя пойлом и злобой, мать старалась не отставать. И когда пик агрессивности был достигнут, разгневанный родитель кинулся на сына. Тогда-то впервые Севка ответил. Он бил не кулаком, а подвернувшейся под руку бутылкой, ударил один раз, но наверняка, чтоб не поднялся. Нет, рука у него не дрогнула, и родная кровь не заговорила. Зато заголосила мать, и в ее глазах Севка увидел столько злобы, что сразу ощутил, что он один в жизни, что нет у него ни отца, ни матери, ни друзей, ни близких. Хотя нет. У него был Антон, который терпеливо ждал его. Но привезти сейчас его сюда Севка не мог. Утром он был на работе, вечером в школе, озверевший отец выместил бы на слабом Антошке всю ненависть к взбунтовавшимся сыновьям. За брата Севка боялся, поэтому обивал пороги с просьбами выделить ему какую ни на есть общагу, а пока работал и учился. Школа ему нужна была. Он решил во что бы то ни стало встать на ноги и доказать, что сам он может кое-чего добиться. Один! Только один, потому что предательства можно ждать от кого угодно, даже от родной матери. И он не впускал к себе в душу никого и толпы друзей не заводил, но зато тех, которые были, берег, знал им цену, а если по воле судьбы приходилось терять, терял их с большими муками.