— Так ведь служил ты прежде в годуновской рати, — заметил Отрепьев. — И в сотники тебя произвели за отвагу в боях супротив моих верных слуг.
«Черт, откуда он знает?», — пронеслось в голове у Крапивина. Но вслух он сказал:
— Было дело, государь. Только как проведал я, что ты и есть подлинно спасенный царевич, так и пошел к тебе. За былое прости.
— Стало быть, признаешь ты меня царевичем Дмитрием, сыном Иоанна?
— Признаю.
— Может, оно и так, — скривился Отрепьев. — Только стало мне доподлинно известно, что послал тебя Шуйский, чтобы убить меня. И еще донесли мне, что сам ты вызвался в мой стан проникнуть и меня извести. Так ли это? Правда ли, что на своего законного государя ты руку поднять посмел?
В ярости Крапивин прикусил губу. Теперь уже было абсолютно ясно, что не обошлось без измены. И предатель — кто-то из тех четырех человек, которые были в шатре, когда он излагал свой план убийства.
— Нет, государь, наветы это, — произнес Крапивин как можно громче и увереннее.
— А крест поцелуешь ли на верность мне? — поинтересовался Отрепьев.
— Поцелую, государь.
По знаку Отрепьева один из стражников полез за пазуху Крапивину, достал оттуда нательный крест и поднес к губам пленного.
— Признаю, что ты есть истинный государь, и служить тебе обещаю не за страх, а за совесть, — объявил спецназовец и приложился к кресту.
На площади воцарилась тишина.
— Да врет он! — вдруг выскочил вперед какой-то дворянчик. — Крестное целование нарушить готов, собака, лишь бы тебя, государь пресветлый, смертью погубить. Дозволь мне, я ему голову отсеку.
Отрепьев бросил на говорившего гневный взгляд, и тот осекся и отступил в толпу. Самозванец сделал еще несколько шагов навстречу пленнику.
— Ты же говорил, что от гнева царского в Речь Посполитую бежал, — произнес он. — А потом в войске годуновском средь командиров оказался. Как так?
— Простил, стало быть, меня государь, — сказал Крапивин.
— Так все же Годунов государь тебе, а не я, — зло заметил Отрепьев.
— Да кто же знал, царевич, что ты счастливо спасся?
— Вот, люди знали, — обвел Отрепьев рукой собравшихся на площади. — Басов знал еще тогда. Так и ты знал, да изменнику служил. И нынче ты крестное целование готов нарушить, лишь бы предателю Годунову услужить. Повинен смерти.
Толпа вокруг радостно загудела. В одно мгновение Крапивин почувствовал себя обманутым и преданным всеми.
— Ты, самозванец паршивый! — заорал он, рванувшись изо всех сил. — Мне трижды плевать на всех ваших Годуновых и Романовых, вместе взятых. Я Россию спасти хочу. А ты, ублюдок, ей смуту и разорение несешь. Нашествие иноземцев за тобой идет! Вот почему я тебя убить хочу. И убью, бог даст!