– Ждать приказа. Фитили приготовить!
Суета шквалом пронеслась по кораблю и схлынула, уступив место злому, готовому взорваться бурей покою. По опустевшим палубам прошли пожарные матросы, скатывая водой и без того сырое дерево, громко и зло завопила пронесшаяся над самым кораблем фрагатта. Офицер-артиллерист проводил птицу взглядом и сложил на счастье четыре пальца. Люди молчат, вслушиваясь во все еще далекую канонаду. Скрипят снасти, веселится, заигрывает с волнами шван, да поднимается на горизонте странная гора, давшая имя городу и заливу.
– «Меня видят»! – передал флагами Берлинга. – «Иду в бой».
– Теперь скоро, – Филипп Аларкон улыбнулся раскрасневшемуся Берто, – теперь уже скоро.
Тайна перестала быть тайной. Что чувствуют дриксы, завидев чужие паруса? Ненависть? Страх? Отчаяние? Или жажду боя?
– Капитан Аларкон! – бросает Альмейда. – Поднять штандарты! Пусть видят, кто идет, и зачем! Эномбрэдастрапэ!
– Эномбрэдастрапэ! – Аларкон махнул рукой флагманским музыкантам. – Эномбрэдасоберано!
Это не было ни талигойским гимном, ни молитвой. Из барабанного рокота и медного звона свивалось нечто дикое, неистовое, древнее и беспощадное, как гроза, шквал или смерч. Варварская музыка заставляла колотиться сердце, в висках стучала кровь, перед глазами в бешеном хороводе неслись крылатые огненные призраки, а по фалам ползли вверх два флага. Синий штандарт дома Алва и второе полотнище, алое, расколотое золотой марикьярской[55] молнией.
В залив входил отнюдь не флот Его Величества короля Талига.
3
Юхан Клюгкатер, известный от Ардоры до Ноордшванце как Добряк Юхан, раздраженно расхаживал по корме «Хитрого селезня». Впереди вовсю палили и не думали прекращать, как шкипер и предсказывал. Фрошеры были отнюдь не теми лопухами, над которыми смеялись сухопятые дурни, по чьей милости полетел коту под хвост осенний фрахт и подвис весенний. Клюгкатер был коренным дриксом, чем и гордился, но на сей раз затея Его Величества Готфрида вызывала, мягко говоря, раздражение.
Вдали опять грохнуло: кто-то вовсю бил из тяжелых пушек. Шкипер зевнул и с чувством, с толком, с расстановкой объяснил мачте, что он думает о придурках, которые отбирают у добрых людей корабли и прутся на Излом глядя в такое поганое место, как Хексберг. Случившегося рядом племянника, разинувшего рот от дядюшкиных загибов, Юхан ловко прихватил за ухо, протащил вдоль борта и отправил пополнить флягу. Откуда-то вылез премьер-интендант, поставленный следить за реквизированным «Селезнем», и, пошатываясь, направился к борту. Очухался, морда зеленая!