– Славлю Создателя устами и сердцем, – выкрикнул внук в серебряный рассвет. Громко выкрикнул. Анэсти тоже повышал голос, когда врал. Почему она не видела, что в Альдо столько от деда? Сын был почти алатом, а внук – талигоец. И дурак к тому же.
– Отрекся ли ты духов нечестивых? – для эсператистов что мармалюца, что охотнички золотые – все одно нечисть.
– Я не знаю таких. – Внук не знает, а вот с кем она на могиле Эсперадора согрешила?
– Верю слову твоему, сын мой. Да свершится предначертанное тебе при рождении твоем.
Маленькие, еще ниже кардинала клирики – и где он таких раздобыл? – встали позади Левия. Кардинал тронул наперсный знак.
– Возлюби всякого брата во Ожидании, как брата кровного. Смири гордыню свою пред Лицом Создателя. Почитай Пастыря своего и Отца своего. Почитай мать детей твоих и держи ложе свое нескверно. Не злоумышляй против брата своего во Ожидании. Не предавайся излишествам, теша плоть свою в ущерб духу.
– Мэдосэ, те урсти пентони меи нирати, – вполголоса попросил хор.
«Отринь Закат и открой душу Рассвету», – одними губами повторила Матильда, глядя, как седой маленький клирик снимает с головы молодого человека кедровый венок, высоко поднимает над собой и опускает в корзину.
– Мэратон!
Служка подал Его Высокопреосвященству массивный жезл, кардинал опустил его в сосуд с освященным Эсперадором маслом, коснулся им лба, висков, щек и запястий Альдо. Разом вспыхнули прикрепленные к тыльной стороне Рассветных Врат лампады, словно там, в Саду, и вправду рассвело. Левий подал жезл Альдо:
– Именем Создателя нашего называю тебя королем Талигойским. – Глаза Левия сияли неподдельной теплотой и участием. – Будь милосерден к слабым и беспощадным к злобствующим и возгордившимся. Да будет над тобой благословение Создателя.
Губы Альдо припали к жезлу, что-то простонал хор, к запаху курений примешался аромат кипарисовой смолы. Левий извлек из второй корзины корону Раканов. Массивный золотой венец сверкал и переливался. Роскошная вещь, одних самоцветов хватит прокормить свору берхаймов год, если не два.
Альдо вернул жезл Левию и, сияя золотом, поднялся с колен. Рядом с кардиналом он казался еще выше. Дальше внук пойдет один, за ним двинется Левий, ну а ей придется повиснуть на Ричарде – ноги совсем затекли, никакая подушка не спасет. Бедный Дикон, волочь эдакую тушу, да еще с незажившей рукой.
Твою кавалерию, и ведь это только начало! Придется торчать на площади, принимать подношения цехов, а вечером – большой прием во дворце с послами и ызаргами. Нет, если ей не удастся выпить, причем немедленно, она сдохнет и не заметит.