– Если бы мне было неинтересно, я бы не спрашивал, – заверил Ариго. Жаль, этот закат нельзя остановить. И унести с собой тоже нельзя, через полчаса он отгорит и рассыплется сумеречным прахом. А следом придет ночь, и ее тоже нельзя будет удержать.
– Ты уже готов ехать? – деловито осведомился Райнштайнер. – По дороге я могу говорить про обычаи Бергмарк, с которыми ты еще не сталкивался.
Жермон Ариго подкрутил усы, возвращаясь на грешную воюющую землю.
– Едем. Ойген, я весь внимание.
Мохнатые торские жеребцы шустро затопали по еще неглубокому снегу. За спиной переговаривалась и пересмеивалась неизбежная для объезжающих позиции генералов свита, впереди бежала дорога. Днем она была бы белой, как шкура снежной гончей. Жермон почти забыл о своем вопросе, но Райнштайнер не забывал ничего. Однажды он вернул сдачу в двенадцать суанов человеку, позабывшему их четыре года назад в придорожной гостинице.
– Вы знаете, что каждый Круг имел своего бога? – напомнил о себе и Изломе бергер.
– Академики говорят, что таковы были представления древних, – напряг память Ариго. – Это как-то связано со звездами.
– Академики, – поджал губы барон, – часто меняют местами следствие и причину. Мы давно живем в горах, но наше сердце остается морским. Мы стали бергерами, но не перестали быть агмами, и верим, что звезда Круга – маяк, зажженный его хозяином. Она разгорается, светит, пока не прогорят дрова, и гаснет. В чаше остается пепел, он должен остыть. Это и есть четырехсотый год. Он очень тяжелый, потому что среди ложных маяков нет истинного. На Изломе мы остаемся одни в ночи, пока новый хозяин не раздует новое пламя.
Что ж, моряки должны были придумать нечто в этом роде, на то они и моряки. Любопытно, что рассказывают холтийцы, которым нельзя приближаться к большой воде ближе чем на дневной переход.
– Дриксы и гаунау думают так же?
– «Гуси» не помнят, с каких озер они взлетели, – взгляд Ойгена стал ледяным. – Сначала они забыли о совести, потом о долге и, наконец, о вечности, а в конце концов пришли серые священники с сетями. Нет, дриксы и гаунау не смотрят назад. Мы смотрим, но как сквозь сон, это было слишком давно, мой друг, слишком.
– Значит, огонь Скал вот-вот погаснет, – зачем-то пробормотал Жермон Ариго, – а огня Ветра еще ждать и ждать.
Дорога вела на восток, навстречу вечерним звездам, впереди лошадей по красному снегу бежали черные, похожие на собак тени. Последний день осени умирал красиво. Завтра будет такой же снег, такое же небо, такой же ветер. Деревья, птицы, звери ничего не заметят, и только для людей начнется что-то новое...