– Стойте, идиоты! Назад! – Мухаев, видя тяжелое положение личного телохранителя, решил криком предотвратить трагедию.
Глобусы же восприняли его вопль как приказ поторопиться и прибавили газу.
Руслан Григорьевич понял, что остался единственный выход – рвать когти. Потом, если что, можно будет кричать о провокации. Главное – чтобы сейчас не схватили, с поличным. Эти долбаные санитары действительно все на него свалят…
– Помогите, грабят!!! – прибег он к испытанному средству. – Пусти, сволочь!
Однако максимум, что ему удалось сделать, – это высунуть ногу из автобуса и поставить ее на землю. Крепыш дернул за ручку двери и прищемил конечность.
– Кто тебя грабит, жертва реформ? Виригин только убивает.
– Пусти, сука!!! Больно!
– Да не больнее, чем по яйцам! А вот и носилки. Привет, мужики! Как обошлось?
– Нормально, – ответил Глобус-1, шедший в авангарде. – Даже не хрюкнул.
– Радостно! Зато теперь вы похрюкаете! Двумя секундами позже Глобусы и в самом деле хрюкали, пытаясь оторвать лица от матушки-земли, что было нелегко. Омоновцы нагло пользовались своим численным превосходством и «Аргументами». Нагло и умело.
– Чего еще не разучились делать в России, так это бить морды, – точно подметил Виригин.
Девица-Белоснежка засуетилась, но после грубого приложения физической силы прилипла к автобусу.
– Ну вот, я же вас, Руслан Григорьевич, предупреждал, что нельзя людей похищать, не по-христиански это. Надо было одуматься, принять меры к раскаянию.
Виригин отпустил дверь, Мухаев дернулся вперед, выпрямился, но тут же с надсадным воем согнулся в поясе.
– Я ж говорил, что так больнее. «Упреждающий удар» называется… Ай-ай-ай, какой беспредел. Просто хулиганство, честное слово, понимаешь ли. Можете жаловаться…
Затем Виригин подошел к брошенным в процессе задержания носилкам. Карасев мирно спал, улыбаясь сладкой, младенческой улыбкой.
– Вот кому лучше всех! Не иначе видит во сне, как на суде дает правдивые показания. Вишь, Руслан Григорьевич, как улыбается?! Лишь бы проснулся, свидетель.
Виригин сунул в кобуру так и не пригодившийся пистолет и кивнул омоновцам на лежащего Мухаева:
– Мужики, никогда не доводите человека до такого плачевного состояния. Унесите тело в машину…
***
После темного чердака Плахов секунду-другую адаптировался к свету. Лица людей на фоне окна он разглядел не сразу. Они, впрочем, тоже его не видели – слишком внимательно наблюдали за двором, не рассчитывая на визит сверху.
«Молодых людей, жующих „Риглиз“, можно встретить где угодно. Давайте спросим, почему?»
Плахов старался выглядеть как можно спокойнее, хотя это давалось нелегко. Сердце опять ухало в груди, так что остро чувствовался каждый удар. Руки были словно чужими, ватными – то ли от внеплановой физической нагрузки, то ли от взрывоопасной, на грани фальстарта ситуации.