– Да здравствуют гуммираки! Регент дурак! – известил всех индейский вождь на руках у Поли.
– Еще один политик, – сказала Света.
Грин взял книжку Астрид Линдгрен "Мы на острове Сальткрока" и ушел в угол к торшеру. Но почитать не удалось. Появились Грета и Лыш.
Лыш был молчаливей обычного, зябко потирал колючие локти, но думал явно не о холоде, а о чем-то далеком от погоды. А Грета – как раз о погоде:
– Пришлось отменить из-за дождика вылазку на последнюю дистанцию. А Круг совсем рядом, это понятно всякому.
– Да… а ведь нынче солнцестояние, макушка лета, поддержала Света недовольство подруги. – В такое время должна стоять безоблачная погода…
– А мы растяпы! – вдруг отчетливо заявил Толя.
Все, конечно, захотели узнать: с какой стати растяпы?
– Потому что в прошлые годы, когда летняя макушка, мы смотрели елочные игрушки!
– В самом деле! – обрадовался Май (и даже как-то просветлел). – Правила нельзя нарушать! – И обернулся к сидевшему в сторонке Грину. – У нас такой обычай! Когда наступает самый длинный день в году, мы вытаскиваем коробку с елочными украшениями и разглядываем, перебираем их. Чтобы не забывались зимние сказки. И чтобы игрушки не заскучали совсем… Может быть, тебе тоже будет интересно?
– Конечно! – быстро отозвался Грин (заранее знал – будет!)
Толпой полезли по внутренней лестнице на чердак. Тетя Маруся просила быть поосторожнее, чтобы не свихнуть шеи и чтобы не насторожить Евгения, который тоже запросится наверх и там "наведет свой порядок".
Видимо, Грета и Лыш были знакомы с обычаем семейства Веткиных, потому что без расспросов приняли участие в "зимней вылазке". Впрочем, Лыш не проявлял энтузиазма. Забрался последним и сразу сел в сторонке на перевернутый бачок. И все думал о чем-то…
Такая задумчивость Лыша почему-то беспокоила Грина. Это беспокойство непонятно смешивалось с другим – с памятью о двух темных фигурках, которые он вчера заметил на стене, в светлом пятне от луча коробочки-проектора.
На чердаке пахло пылью (но в то же время – свежим деревом, как во всем доме). Под наклонной крышей, среди балок, таился сумрак. А сквозь него из чердачного окна проникал пасмурный день. В этой неяркой серости лишь Толь-Полины свеже-зеленые рубашки были как вымытая дождиком листва.
Толя щелкнул выключателем, и дождливый дневной свет смешался с другим – от яркой лампочки над головами.
– Рассаживайтесь, – предложила Света, как хозяйка, пригласившая гостей на пирог.
Расселись кто где – на старый сундук, на свернутый в трубу (и, наверно, побитый молью) ковер, на древний телевизор с маленьким выпуклым экраном. Грета прыгнула на толстую балку и привычно закачала длинными следопытскими ногами. Только Май не сел, он с натугой потащил из-за кривого письменного стола картонную коробку от пылесоса. Все вытянули шеи. Грину вдруг почудилось, что он присутствует при странном таинственном действе.