!). И эту свою книжную привязанность я держал глубоко-глубоко в себе, иначе задолбали бы насмешками…
В спецшколе разговоры "про девиц" были похлеще, чем в интернате, но именно разговоры, потому что «лазить» к ним было невозможно – школа-то абсолютно мужская…
Девочка на берегу не была похожа на Ассоль. Но и на интернатских вреднюг не была похожа. Я ее не боялся. И вспомнил снова, что в этом городе у меня вообще ни разу не возникало опасения. Ни перед взрослыми, ни перед ребятами. Ни перед самим городом. Не было случая, чтобы захотелось влезть в «панцирь».
– Больше не пойду в воду, – сказал я. – Продрог малость.
– Понятно, – отозвалась она. – Еще ведь даже не лето, а весна. В прошлом году в это время случился снегопад.
– В столице тоже… – вспомнил я.
– Ты из столицы?
– Почти оттуда… Я из спецшколы. Меня повезли в другой интернат, в какой-то Горнозабойск, а по дороге я отстал. Воспитатель, который меня сопровождал, уехал, а я здесь. Он, наверно, сейчас бегает, кукарекает. Ну, пусть, сам виноват…
Не знаю, почему я все это выложил. Может, боялся вопросов и решил опередить их. Лучше коротко сказать правду, чем потом хитрить и выдумывать. Врать мне отчего-то совсем не хотелось.
Девочка свела коротенькие светлые брови.
– И что теперь?
– Понятия не имею, – беспечно отозвался я. – Пусть ищут. Это их проблема…
Она встала, подошла совсем близко, села передо мной на песок (я вспомнил фотоснимок с Русалочкой в городе Копенгагене). Глаза и правда были бирюзовые. Она потрогала согнутым мизинцем подбородок, провела кончиком языка по губам и сказала:
– Меня зовут Света. А тебя?
У меня внутри все заметалось – от растерянности, от стыдливости.
– Меня… Вообще-то у меня много прозвищ. А настоящее имя – Григорий. Но оно мне не нравится. То есть непривычное…
– Можно ведь "Гриша"…
– Ну, да… – будто через силу согласился я. Гришей меня звали очень редко. И я… будто толкнуло меня, и я, как бы подавшись девочке навстречу, решил назвать свое главное, никому не известное имя. Тут же царапнула горькая память: "Как же никому не известное? Ты же назвал его, когда пересказывал письмо! Они знают!" Но я сердито сказал себе: «Знают, но ни разу не называли меня так. Значит, не запачкали. Все равно оно – мое…»
– А можно еще – "Грин"…