— Работают, — процедил Вовчик, которого сопоставление родной хаты с местными заборами здорово зацепило за живое. — Работают люди.
Протасов изобразил сомнение на лице.
— Слушай, — неожиданно оживился Вовчик. — Давай я сгоняю, у них спрошу?
— У кого? — Протасов подавился, — у ментов? Нашел, в натуре, у кого спрашивать.
— Зря ты, зема. Совсем уже…
Протасов обречено пожал плечами:
— Валяй. Если делать нечего. Только в темпе.
Вовчик затрусил к милицейской машине. Валерий остался в коляске.
Через минуту Вовчик бегом вернулся к мотоциклу, затравлено озираясь на ходу. Вид у него стал таким, словно он только что получил пригласительный билет на охоту за самим собой — в качестве главного приза.
— Привидение увидал? — Валерий встретил приближавшегося напарника насмешливо. — Забрали документы? Денег дали на общественный транспорт?
— Обосраться и не жить! — взвизгнул Вовчик, запрыгивая в седло мотоцикла с проворством легкоатлета, седлающего гимнастического коня.
— Хана, зема! Тикаем отсюдова!!!
Вовчик яростно крутанул стартер. Тот ответил гробовым молчанием.
— Щетки проклятые! — заголосил Волына, делая вторую попытку. — Вот тарантас хренов! Только не сейчас…
— Э! Э! Э! — Валерий ухватил приятеля за руку. — Куда тикаем? Обкурился, блин?!
— Менты, — Вовчик хватал ртом воздух, — менты…
— Да что менты, твою мать?! Что?!
— Убиенные!.. Замесил их кто-то. Один, похоже, вообще готовый, второй чего-то бормочет еще.
— Да ты гонишь, — не поверил Протасов, хотя перекошенное лицо Вовчика доказывало правдивость его слов. Вовчик буквально ошалел от страха. Такая игра может и была бы под силу Смоктуновскому или Евстигнееву,[40] но уж никак не бывшему милиционеру Волыне.
— Да гониво, — повторил Протасов.
— Иди, блин, сам оцени.
— Не фиг мне делать! — Валерий отшатнулся, как от удара, — не фиг мне делать, блин.
Настал самый подходящий момент для паники. Дело приняло серьезный оборот, застав приятелей врасплох. Ситуация грозила выйти из-под контроля.
— Если сейчас нагрянет милиция, зема… — содрогнулся Вовчик.
Валерий без труда представил картину, в которой к двум оглушенным милиционерам добавлялась добрая сотня дееспособных, и ему стало не по себе. Они с Вовчиком рисковали занять вакантные места козлов отпущения.
— Тут, в натуре, и дядя Гриша из Херсона воду сольет, — сказал Протасов, подумав о крайне болезненном отношении стражей порядка к нападениям на себе подобных.
— Пристрелят нас, зема! — четко сформулировал общие мысли Вовчик. — Пристрелят и фамилии не спросят.
Нечеловеческим усилием воли Протасов обуздал страх и взял себя в руки.