Бруня, оттолкнув слуг с красной ковровой дорожкой, которую те пытались засунуть ей под ноги, взлетела вверх по хрупкой лестнице и короткой дорогой направилась в центральный зал дворца.
И едва не оглохла – из-за украшенных коваными цветами дверей доносился такой истошный крик, что Бруня недовольно поморщилась. Она распахнула дверь – и глазам ее предстала картина, какую когда-то наблюдали ошарашенные Гуча, Бенедикт и Самсон.
Гуль-Буль-Тамар пинала крохотными ножками толстые бока Глава ря таксистов – Хасана. Изящная, украшенная десятками колец и браслетов ручка принцессы крепко держала бороду проштрафившегося подданного.
– Ишак вонючий, ты зачем мне принес эту записку, недостойную находиться в отхожем месте?! – вопила восточная красавица.
– Принес, лунолицая, принес ишак, – плакал Хасан, порываясь поцеловать туфельку экзекуторши, но та не давала опустить голову, отвешивая все новые и новые оплеухи.
– Ты испортил мое божественное настроение, помет дохлой вороны! Ты почему не посмотрел, кто тебе это письмо дал?!
– Так оно вместе с остальной почтой пришло, – слабо оправдывался Хасан.
– Томка! – гаркнула Брунгильда Непобедимая. – Собакина!
И, не дождавшись от увлеченной избиением таксиста соседки никакой реакции, завопила:
– Мо-о-олча-а-ать!!! Смир-р-р-но!!!
Гуль-Буль-Тамар на мгновение застыла, сердито топнула ножкой, но тут же расплылась в улыбке.
– Тебя добрые духи привели в мой город, о Непобедимая соседка Бруня, – пропела она голосом, полным одновременно и меда, и яда. – Мне какой-то незаконный сын ифрита и старой коровы прислал ультиматум. Говорит, чтобы я отдала ему свою страну. А чтобы получить это, всю воду во Фрезии обещал высушить. Да ладно ее, воду, – принцесса досадливо отмахнулась от угрозы изящным жестом, будто отогнала надоедливое насекомое, – кумыс будут пить, молоко, соки. Это полезно даже. Я бы только посмеялась на такие угрозы-мугрозы. Но этот козел-мозел написал, что снова меня гарема лишит. Что все мои мужья опять женщинами станут!
От одной только мысли об этом Гуль-Буль-Тамар впала в такую ярость, которая была сравнима разве что с извержением вулкана. Ее большие миндалевидные глаза, обычно влажные и блестящие, словно глаза лани, сверкнули молниями. Уста, напоминающие распустившуюся розу, словно усохли. На красивой горбинке носа выступили бисеринки пота, а высокий лоб потемнел и прорезался вертикальной морщинкой. Гуль-Буль-Тамар топнула обутой в крошечную туфельку ножкой, маленький кулачок врезался десятью перстнями – по два на каждом пальце – в мясистую щеку Глава ря таксистов, но затем она лучезарно улыбнулась, вспомнив о знаменитом на все Иномирье восточном гостеприимстве.