Да нет, к сожалению — тревога исходит из весьма суровых реалий нашей сермяжной жизни. И тем более печально, что модель ее — не сегодняшнего покроя.
Вспомним междоусобицы накануне глобального нашествия. Сколько ни взывали и стольный князь киевский, и гениальный автор «Слова о полку Игореве…», и церковь, сколько не увещевали князей и их «партии» наступить на горло личных амбиций во имя единства перед грозящей бедой — и всуе. Чем это закончилось — все знают. И — знали. Знали после победы в Великой Освободительной войне, когда забрезжил рассвет независимости. Но опять же, после смерти Богдана, взыграли амбиции в претензии на булаву, на монополию единственно правильного видения вождей то Правого, то Левого берега, то правого, то левого толка. Вцепившись в жупаны один другого, сосредоточив налитый кровью взгляд на булаве, — так и не заметили, как пришел… третий, и забрезжившая, было, независимость скрылась в тумане на долгие столетия, или, если хотите, под шлейфом Екатерины.
Знали, в 1917-м, когда уже и не забрезжил, а и вправду заиграл рассвет реальной независимости, но вместо укрепления ее и обустройства державы всем миром сообща, опять начали сводить счеты, кто больше, а кто меньше любит Украину. Причем, иные для удостоверения именно своей, самой настоящей любви, призывали в свидетели чужеземцев. И так вцепились один в другого, сводя счеты, что не заметили, как пришел третий и накрыл эту самую независимость своим полувоенным картузом.
Да зачем так уже далеко ходить! Великий украинец, крупный писатель и политик Иван Багряный, отмучившийся в сталинских лагерях, по воле судьбы попавший после войны за границу, по праву ненавидя большевистскую систему, потеряв Родину, — не потерял государственного мышления и видения, как это случилось с другими его же собратьями по несчастью.
К вящей печали, «отечественный» вирус раздора, ведущий родословную со времен княжеских междоусобиц и борьбы за булаву, поразил и эмиграцию. Даже там, вдали от Родины, «левый берег» и «правый берег» просто левые и правые, продолжали выяснять, кто больше, а кто меньше любит Украину, у кого мандат на истину о единственно верном обустройстве грядущей свободной Украины. Причем, известная часть эмиграции ненависть к системе переносила чуть ли не на весь народ, «зараженный комидеологией». По сей модели выходило, что строить новую Украину имеют право только они, эмигранты, и они же призваны учинить суд над целой нацией, которая, выходит, уже виновата тем, что по крайней мере, не эмигрировала.
Иван Багряный, как подчеркивает И. Дзюба, «последовательно развенчивал кастовый характер некоторых отломов украинского национализма и соответствующие элитарные теории». С глубоким