– А что у вас было? – спросила Николь.
– Водка с тоником, милочка. Терпеть не могу все эти вина. У меня и так кислотность повышена. Да сделай, пожалуйста, двойную порцию, чтобы мне лишний раз не бегать в бар.
Довольная тем, что может услужить «первой даме», Николь поспешила на кухню.
– …Господи, столько энергии, – говорила одна из девушек, – иметь жену и трахаться с двумя любовницами…
– Может, у него их и больше.
– Может, но я и сама не прочь встать в эту очередь, а ты?
Как только Николь вошла в кухню, обе девицы виновато замолчали, но по выражению их лиц и грубости услышанных ею фраз она поняла, что они говорили о Луисе. Неприятное слово «любовница», употребленное к тому же во множественном числе, засело у нее в голове, и на какое-то мгновение Николь застыла, обдумывая его значение. Потом она смешала огромную порцию водки для Глинды и еще большую – для себя.
Тому, что она услышала, было два объяснения. Во-первых, девицы, ничего не зная о жизни Луиса и судя только по его поведению, могли предположить, что он спит со всеми подряд. Но второй вывод напрашивался сам собой: они могли действительно что-то заметить, находясь все время на кухне. А что могло означать самодовольное выражение на лице Дейлы и ее странный намек, что она бывала в квартире Луиса раньше? Смутное подозрение снова шевельнулось в душе Николь, и, полная мрачных предчувствий, она вошла в гостиную.
И Луис, и Дейла были там. Любовник Николь стоял рядом с женой и делал вид, что ловит каждое слово женщины, которая предпочла сидеть дома и гулять по Глостерширу вместо того, чтобы стать блистательной супругой блистательного актера. От одной этой мысли Николь сделалось дурно. Северянка же, про которую даже враги могли бы сказать, что она отлично играет свою роль, принимала ухаживания, стоя посреди группы смеющихся мужчин. В отличие от Николь, Дейла изо всех сил старалась завоевать популярность, демонстрируя свою сексуальность, и это явно давало определенные плоды. Осознав, что ее положение становится угрожающим, Николь протянула Глинде стакан с выпивкой и еще раз обвела взглядом комнату в поисках нового собеседника.
Супермодный художник установил небольшое белое пианино в нише возле балкона, и сейчас за ним сидел, лениво наигрывая одну из вещей Айвора Новелло, Джеймс Миллиган – старейший актер труппы, вечно играющий героев-любовников. В прошедшем в прошлом сезоне спектакле от играл роль Гайлса Кори.
– Господи, Джим, – произнесла Николь, подходя к нему, – эта вещь совсем устарела.
Он поднял глаза от инструмента и подмигнул.