Но что-то в этой груде камней Зиновьева насторожило. Может, то, что обломки были выложены в не совсем правильную пирамиду, а может, оттого, что камней было слишком много для условного обозначения — ни сейчас ни после Никита так и не сумел дать себе в этом отчета. Подобное ощущение принято называть интуицией. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, он подошел к камням и осторожно начал их растаскивать.
Верхний камень, едва ли не самый тяжелый, неохотно свалился вниз и с шумом, подминая под себя буйно растущую траву, закатился в густой колючий кустарник. Прочие камни были не столь тяжелы. Раскидав их, Зиновьев вдруг почувствовал некоторое волнение, теперь понимая точно, что это не топографический репер. Воткнув лопату в грунт, он почувствовал, что в этом месте земля значительно мягче, чем должна быть. Углубившись на штык, Никита ощутил, что натолкнулся на что-то твердое. Осторожно разгребая почву, он увидел лоскут темной ткани, который неумолимо разъело время. Трудно было даже сказать, какого он был цвета. Зиновьев даже не удивился, когда забелел череп. Внутренне он был готов увидеть нечто похожее. Труп пролежал в яме давно, мягкие части тела истлели. На плечах и ногах оставались лишь лоскуты одежды. Сколько же он мог здесь пролежать? Пять лет? Десять? А может, двадцать?
На какое-то время Никита даже позабыл о бриллиантах, которые находились в ведре.
А это еще что такое? На дне ямы блеснул серебряный портсигар. Вряд ли покойник хотел его взять с собой на тот свет, не исключено, что его мог обронить убийца. Минуту Никита колебался, а потом, отбросив в сторону предрассудки, поднял портсигар, отряхнул его от земли и раскрыл. На внутренней стороне крышки красивым почерком была выгравирована надпись: «Подполковнику Куприянову от Лаврентия Павловича Берия».
Вот оно что получается! Захлопнув портсигар, Никита положил его в карман штормовки.
Засыпав останки, Зиновьев отошел от этого места метров на пятьдесят и вырыл яму. После чего, аккуратно уложив в нее алмазы, он пошел за следующей партией.
На перепрятывание алмазов ушло почти полдня. Освободился Никита уже после того, как сгустились сумерки. А лес, еще какой-то час назад такой располагающий и приветливый, сделался настороженным и чутким. И все-таки главное было сделано. Теперь никто, кроме него, не знает о том, где находятся алмазы. Никита широко улыбнулся. Да уж, было чему радоваться. «Нива» стояла на прежнем месте. А куда ей, собственно, деться? Здешние места глуховатые, нелюдимые, да и болотистые, так что нагрянуть сюда может разве что какой-нибудь чудак. Но и такое бывает, ведь разворошил же кто-то всю землянку!