Миша снова замолчал. Над его склонённой головой вилась стайка полупрозрачной мошкары.
– Я хотел спросить…
– Да?
– Что?
– Спрашивай.
Миша вздохнул:
– Дядь-Ким, а правда, что когда вы были мо… то есть двадцать пять или тридцать лет назад… любой человек мог умереть? Даже ребёнок? Ни с того ни с сего?
– Ну не так уж ни с того ни с сего, – медленно сказал Ким.
– Ну, люди умирали от того, что на них налетела техника, или от болезни, или от… от электричества? Раз – и нету?
Ким нахмурился. Однажды, в юности, он пришёл в институт и увидел на доске объявлений фотографию своего однокурсника в чёрной рамке… Электробритва, ванная, лужа на полу. Раз – и нету.
– Да, – сказал он медленно. – Не так всё было печально, как ты рассказываешь, но внезапно заболеть неизлечимой болезнью, или попасть под машину, или съесть, например, ядовитый гриб… Да. Это было.
Мишка плотнее сплёл пальцы:
– Как же вы жили, дядь-Ким?
– Да вот, – сказал Ким, будто сам удивляясь. – Жили. Бывали даже счастливы…
Мишка молчал. Ким знал, что основной вопрос пока не задан; значит, слова из племянника придётся тянуть, будто плоскогубцами.
– Миш… Что-то случилось?
Мальчик помотал головой. Стайка мошкары на всякий случай поднялась выше.
– Дядь-Ким…
– Да?
– Вы, когда были врачом, работали на «Быстрой помощи»?
– На «Скорой», – поправил Ким. – На «Скорой помощи».
– И у вас была на крыше эта… мигающая лампочка? И вы ехали под сиреной?
– Да.
Миша глубоко вздохнул:
– Вы спасали людей… от смерти? То есть они уже должны были умереть, но вы быстро приехали – и спасли?
– Да, – отозвался Ким после паузы. – Случалось.
Миша подался назад. Странное выражение было в его голубых, не-Леркиных круглых глазах – не ужас и не восхищение, а почти экстаз и почти священный:
– Вы ехали. На белой машине, – заговорил он прерывисто. – Под сиреной. И все люди уступали вам дорогу. Потому что они слышали сирену и знали – это один человек идёт на помощь другому. Чтобы спасти. От смерти. От боли… Дядь-Ким, у вас была такая, такая жизнь! Вы были…
Он замолчал. Его буйная фантазия уже сконструировала и запружённую машинами улицу прошлого, и сверкающий белый автомобиль, озарённый сполохами мигалки, и душераздирающий вой сирены – и услышав этот вой, обречённый человек вздыхал с облегчением, понимая, что помощь уже идёт…
– Всё это было не так, Миш, – сказал Ким через силу.
– А?
Племянник смотрел на него; Ким с удивлением – и некоторым беспокойством – увидел, что светлые не-Леркины глаза подёрнулись влагой. Слёзы умиления?
Он мельком оглянулся в сторону беседки – ревёт ли ещё мальчик перед входом? Мальчик ревел.