Я всё-таки говорю с тобой, как с человеком. Мне приходится останавливаться и говорить себе: перед тобой бездушная стихия, система… Мировой закон… Что ты такое, Пандем, никто не знает до сих пор…
Так вот. Когда мы сидели тогда на нашей с Ариной кухоньке… Арина… Нет, ты видишь – я не в обиде на тебя. Это было наше обоюдное решение… Когда мы сидели на кухне, и Арина спала в соседней комнате… Извини, мне надо отвлечься. Подумать о чём-то другом.
Вот, например, Никас. Я прекрасно понимаю, что все его выкладки надо делить, как говорится, на шестнадцать. Он говорит, что одна из твоих целей уже достигнута: ты отобрал – и прорастил – пригоршню зёрен и теперь забросишь их на космическом корабле куда-то в новую почву… Что участники Первой Космической – одни из немногих, сочетающих в себе гармонию жителей рая и жизненную силу подкидышей, которые выросли в джунглях… Значит, в том далёком новом человечестве, которое ты, селекционер, организуешь, будут и мои гены… Мне гордиться?
И гены Арины…
Ладно, оставим Никаса. Скажи: неужели тогда, когда мы сидели на кухне двадцать пять лет назад, ты не предвидел обвальной инфантилизации человечества? Этого неудержимого стремления к внутреннему комфорту? Не могу поверить. Думаю, ты прекрасно знал то, что теперь знаю я: человечество, как оно есть, приспособлено для существования в трагичном мире. В том, какой был у нас до твоего прихода. Мы все мечтали о комфортном мире… И потому так радостно ломанулись за тобой. И получили награду… Наш мир полностью приспособлен для наших нужд. Трагедия ушла: осталась в лучшем случае драма. Или мелодрама. Пережитки прежнего мира – страх, ревность, стыд, разочарование – мешают, как песок в башмаке. Следующий естественный шаг – пусть все будут счастливыми. Ежесекундно. Спокойными и счастливыми. Ты можешь это сделать уже сейчас. Секунду назад. Может быть, ты уже это сделал?
И Ким оглядывался, как будто гипотетические «счастье» и «покой» уже витали вокруг в виде белых и розовых облачков.
Считай, что я пошутил, думал Ким и даже пытался усмехнуться. Чудовищная несправедливость, звериная жестокость мира, из которого ты нас вытащил, оправдали бы любую модификацию. Да, оправдали, говорю что слышишь… Но ты выбрал другой путь. Ты искусственно создаёшь препятствия тем, кто сейчас взрослеет. Чтобы дать им возможность развиваться, а не просто расти. Ты вернул нам страх выбора… но не до конца, потому что, во-первых, никакой выбор не фатален, а во-вторых, всегда можно пойти в беседку и спросить совета…
Ты знаешь, встреча с Никасом пошла мне на пользу. Я по-другому теперь смотрю на Первую Космическую… Я, отец, провожающий сына в неизвестность, где с ним может случится всё что угодно, где он будет долгие годы жить в замкнутом пространстве и видеть небо только на стереоэкране… И я больше никогда его не коснусь… Современный отец сказал бы: он ведь сам этого хочет, значит, так ему лучше, и пусть летит. А я не современный отец, и мне всякий раз становится дурно, когда я понимаю, просыпаясь по утрам, что время до старта сократилось ещё на один день…